Вавилон - Ребекка Ф. Куанг

французскую диссидентскую литературу, составила пару élan-energy, последнее из которых несло в себе коннотации особого французского революционного рвения, и которое можно было проследить до латинского lancea, означающего «копье». Это слово ассоциировалось с броском и импульсом, и именно это скрытое искажение английской энергии помогло снарядам участников баррикад лететь дальше, бить точнее и оказывать большее воздействие, чем должны были бы оказывать кирпичи и булыжники.

Они придумали несколько более диких идей, которые не принесли никаких плодов. Слово seduce произошло от латинского seducere, означающего «сбивать с пути», откуда в конце пятнадцатого века появилось определение «убедить человека отказаться от своей верности». Это казалось многообещающим, но они не могли придумать, как это проявить, не отправляя девушек на передовую, чего никто не хотел предложить, или не переодевая мужчин Абеля в женскую одежду, что казалось маловероятным. Кроме того, существовало немецкое слово Nachtmahr, теперь редко используемое слово, означающее «кошмар», которое также относилось к вредоносному существу, сидящему на груди спящего. Некоторые эксперименты показали, что эта пара совпадений усугубляла плохие сны, но, похоже, не могла их вызвать.

Однажды утром Абель появился в вестибюле с несколькими длинными, тонкими свертками, завернутыми в ткань.

— Кто-нибудь из вас умеет стрелять? — спросил он.

Робин представил, как направляет одну из этих винтовок на живое тело и нажимает на курок. Он не был уверен, что сможет это сделать.

— Не очень хорошо.

— Не с такими, — сказала Виктория.

— Тогда пусть туда войдут мои люди, — сказал Абель. — У вас лучшая точка обзора в городе. Жаль, если вы не используете ее.

День за днем баррикады держались. Робин удивлялся, что они не рассыпались под тяжестью почти непрерывного пушечного огня, но Абель был уверен, что они простоят бесконечно долго, если только они будут находить новые материалы для укрепления поврежденных участков.

— Это потому, что мы построили их в форме буквы V, — объяснил он. — Пушечные ядра попадают в выступ, который только плотнее упаковывает материалы.

Робин был настроен скептически.

— Но они не могут держаться вечно.

— Нет, возможно, нет.

— А что произойдет, когда они прорвутся сквозь них? — спросил Робин. — Вы убежите? Или останетесь и будете сражаться?

Абель на мгновение замолчал. Потом он сказал:

— На французских баррикадах революционеры подходили к солдатам с распахнутыми рубашками и кричали, чтобы они стреляли, если осмелятся.

— Правда?

— Иногда. Иногда они пристреливали их на месте. Но в других случаях — ну, подумайте об этом. Вы смотрите кому-то в глаза. Они примерно твоего возраста или моложе. Из того же города. Возможно, из того же района. Возможно, вы знаете их, или видите в их лице кого-то, кого вы могли бы знать. Вы бы нажали на курок?

— Думаю, нет, — признал Робин, хотя маленький голосок в его сознании шептал, что Летти это сделала.

— У совести каждого солдата есть предел, — сказал Абель. — Полагаю, они попытаются нас арестовать. Но стрелять в горожан? Устраивать резню? Я не уверен. Но мы заставим их разделиться. Посмотрим, что будет.

Скоро все закончится. Они пытались успокоить себя ночью, когда смотрели на город, видели яркий свет факелов и пушечный огонь. Им оставалось только продержаться до субботы. Парламент не мог продержаться дольше, чем они. Они не могли допустить падения Вестминстерского моста.

Затем, всегда, странное, предварительное представление о том, как может выглядеть прекращение огня. Должны ли они составить договор с условиями амнистии? Юсуф взял это на себя, составив договор, который спасал их от виселицы. Когда башня возобновит нормальное функционирование, будут ли они в ней участвовать? Как выглядела стипендия в эпоху после империи, когда они знали, что серебряные запасы Британии сойдут на нет? Раньше они никогда не задумывались над этими вопросами, но теперь, когда исход этой забастовки был на волоске от гибели, единственным утешением для них было предсказание будущего в таких деталях, что оно казалось возможным.

Но Робин не мог заставить себя попробовать. Он не мог выносить эти разговоры; он уходил от них всякий раз, когда они возникали.

Не было будущего без Рами, без Гриффина, без Энтони, Кэти, Илзе и Вимала. Насколько он понимал, время остановилось, когда пуля Летти покинула патронник. Теперь оставались только последствия. То, что произошло после, должен был переживать кто-то другой. Робин хотел только, чтобы все это закончилось.

Виктория нашла его на крыше, прижавшего колени к груди и раскачивающегося взад-вперед под звуки выстрелов. Она присела рядом с ним.

— Надоела юридическая терминология?

— Это похоже на игру, — сказал он. — Это кажется смехотворным — и я знаю, что все это было смехотворным с самого начала, но это — разговор о том, что будет потом — кажется просто упражнением в фантазиях.

— Ты должен верить в то, что есть после, — пробормотала она. — Они верили.

— Они были лучше нас.

— Они были. — Она обхватила его руку. — Но все равно все оказалось в наших руках, не так ли?

Глава тридцатая

Вестминстерский мост рухнул.*

Глава тридцать первая

Вестминстерский мост обрушился, и в Оксфорде начались открытые боевые действия.

Они столпились вокруг телеграфного аппарата, с тревогой ожидая новостей, когда один из стрелков ворвался сверху и, переводя дыхание, объявил: «Они убили девушку».

Они последовали за ним на крышу. Невооруженным глазом Робин видел суматоху на севере Иерихона, бешеное движение толпы, но потребовалось мгновение возиться с подзорной трубой, прежде чем он определил, на что указывают стрелки.

Солдаты и рабочие на баррикаде в Иерихоне только что обменялись выстрелами, сказал им боевик. Обычно это ни к чему не приводило — предупредительные выстрелы постоянно раздавались по всему городу, и стороны обычно стреляли по очереди, после чего отступали за баррикады. Символично; все это должно было быть символично. Но на этот раз упало тело.

Объектив подзорной трубы показал поразительное количество деталей. Жертва была молодой, белой, светловолосой и симпатичной, а кровь, вытекавшая из ее живота, окрасила землю в яркий, безошибочно узнаваемый алый цвет. На фоне серых булыжников она выглядела как флаг.

На ней не было брюк. Женщины, которые присоединялись к баррикадам, обычно носили брюки. На ней была шаль и струящаяся юбка, а в левой руке по-прежнему висела перевернутая корзина. Возможно, она шла за продуктами. Она могла возвращаться домой к мужу, родителям, детям.

Робин выпрямился.

— Это...

— Это были не