Дозоры. От Ночного до Шестого - Владимир Васильев

Правда, пережив, все мы стали немного другими. И Иные, и особенно люди.

– М-мать! – заорал Шагрон, выдергивая меня из раздумий.

Я не успел даже взглянуть в лобовое стекло. Одновременно с оглушительным ударом меня швырнуло вперед, мучительно сжало грудную клетку, ремень безопасности пребольно впился в грудь. С противным тонким свистом на руле выросла пузатая подушка, и Шагрон, скользнув по ней лицом и грудью, грянулся о место, где стекло смыкалось с крышей. Противно тренькнуло где-то снаружи, посыпалось мелкое стеклянное крошево. На снег оно падало бесшумно, но об обшивку соседних автомобилей выбивало беспорядочную барабанную дробь.

И словно в насмешку нас шарахнуло сзади. В корму, в багажник.

Пару секунд, похожих, наверное, на старт космического челнока, и меня прекратило жевать и швырять. Настал блаженный миг динамического покоя.

Шагрон сполз по рулю назад в кресло, оставляя кровавый след на пузыре. Кажется, у него еще и рука была сломана. Не пристегнулся, дурак… Сколько теперь будет регенерировать?

Вокруг надрывались автомобильные сигналы.

Со смешанным чувством я отстегнулся и толкнул дверцу. Встал на усыпанную битым стеклом и покрытую утрамбованным снегом дорогу.

Под небольшим углом наш капот был протаранен красной «Нивой». А в смятый, словно надкушенный, багажник тыкался мордой холеный японский джип. Некогда холеный. Впрочем, джип не слишком пострадал: фару разбил на кенгурятнике да сам кенгурятник слегка погнул. Видно, успел притормозить.

– Ты чё, козел? – налетел на меня некто из джипа, состоящий из затененных очков, бритой башки, бочкообразного торса, затянутого в нечто малиново-черное, и стильных штиблет сорок последнего размера.

Глаза у этого субъекта были белые, как аура младенца… или как аура парнишки Егора из метро.

Не видит, что ли, протаранившей нас «Нивы»?

И тут малиновые одежды субъекта вспыхнули тусклым синеватым огнем. Субъект завизжал, как боров под ножом.

Я узнал заокеанское заклинание, именуемое в народе Спайдерфлейм. Паучье Пламя. И тут меня, не успевшего опомниться от атаки малинового, взяли за шиворот и развернули.

Вот уж кого я не ожидал увидеть, так это его. Светлого мага-меломана Антона Городецкого.

– Кто ты? – яростно прошептал он. – Кто ты, забери тебя Тьма? Только не ври!

Глаза у него были еще белее, чем у пляшущего нечто на манер джиги субъекта из джипа.

В моей голове словно что-то щелкнуло. А губы сами прошептали два слова:

– Зеркало мира…

– Зеркало… – эхом повторил Светлый. – Будь вы прокляты! Будь все проклято!

Мне захотелось ехидно ввернуть, что проклятия – удел Темных, но я сдержался. Правильно сделал, что сдержался. Аура Антона бушевала багровым и лиловым. Я, бесспорно, был сильнее его, но… казалось, что сейчас Городецкого поддерживает какая-то непонятная сила, ни к Свету, ни к Тьме отношения не имеющая, но не менее могучая. И исход поединка, случись он, был для меня неясен.

Отпустив воротник моей куртки, Антон развернулся и слепо побрел прочь, протискиваясь между машинами и не обращая внимания на гудки и проклятия из-за приспущенных стекол. Где-то совсем рядом завывали сирены автоинспекции. Пробка наглухо закупорила Остоженку, лишь на встречной полосе осталась узкая щель, в которую торопливо, с матерками и бибиканьем, протискивались по одному редкие счастливцы.

Я взглянул на часы. Чтобы добраться до Университета, у меня осталось пятнадцать… впрочем, уже четырнадцать минут. Причем транспортной магией я пользоваться заведомо не мог.

Первым делом – как там Шагрон?

Обойдя «Ниву» с распахнутой дверцей, я подошел к пострадавшему «BMW» со стороны шофера. Шагрон был без сознания, но в первый же миг опасности он рефлекторно сообразил поставить охранную пленку и скользнуть в сумрак. И теперь он регенерировал, словно куколка, и жадный сумрак ничего не мог ему сделать.

Выживет. Оклемается, причем достаточно быстро. Вероятнее всего, в карете «скорой помощи», ежели та сумеет пробиться сквозь пробку. Шагрон достаточно сильный маг, чтобы такая мелочь, как автомобильная авария, смогла серьезно ему повредить.

А значит, до встречи, Шагрон. Думаю, Инквизиция не будет на тебя в претензии. Форс-мажорные обстоятельства все-таки.

И тут я увидел свое спасение. Ловко лавирующего по самому краю проезжей части паренька на мизерном оранжевом мокике. Вот кому никакие пробки не страшны…

Хоть, конечно, не сезон для подобного транспорта. Но все же…

И я скользнул в сумрак.

В сумраке мокик был похож на сказочного конька-горбунка. Маленький, с рожками-рулем и глазиком-фарой.

– Слазь, – велел я пареньку.

Тот покорно встал на ноги.

Перемахнув через капот бежевого «опеля», я принял руль. Мокик преданно фырчал на холостых оборотах.

Ну, вперед. Паренек манекеном застыл на тротуаре, слепо сжимая в руке вложенные мною доллары. А я крутанул на себя рукоятку газа и, чуть не ободрав полированный бок ближайшей машины, стал протискиваться к границе пробки. К Садовому кольцу.

Приноровиться к крохотной, привыкшей к теплому японскому асфальту, а отнюдь не к московской наледи, «хонде» оказалось довольно просто. И лавировать между машинами у меня тоже получалось достаточно лихо. Но вот скорости настоящей мокик не давал – километров тридцать от силы. И я понял, что не успею. Даже если брошу трудягу-«хонду» и нырну в ближайшее метро – от станции метро «Университет» до главного шпилястого здания все равно далеко. Можно, конечно, заморочить очередного автомобилиста, но где гарантия, что мы убережемся от утренних пробок? Я смутно помнил, что в районе Университета проспекты широченные, но уверенности у меня все равно не было. Если же и дальше ехать на «хонде» – я сохранял мобильность практически до цели. Но, с другой стороны, дорогу я себе представлял только в общих чертах. Не москвич я, увы. Надеяться на безотказного доселе внутреннего помощника? Можно, конечно. Но вдруг он подведет именно сейчас? В самый ответственный момент? Обычно так всегда и случается.

Я прислушался к себе. В лицо хлестал холодный ветер, насыщенный отработанными газами. Москва дышала углекислым газом…

Мой верный помощник, видимо, спал.

Садовое кольцо и метро «Парк культуры» я проскочил. Но когда впереди замаячило здание станции «Фрунзенская», я решил спускаться под землю. Время требовало.

Я не успел даже дойти до ступенек перед входом в метро, а мокик уже сперли. Коротко хрюкнул, запускаясь, двигатель, и кто-то проворный погнал трудолюбивый и безотказный японский механизм прочь, торопясь нырнуть куда-нибудь в боковые улочки. Эх, люди-люди… Заботятся о вас Светлые, защищают, берегут, а вы быдлом были, быдлом и остаетесь. Зверьем без совести и сострадания. Растолкать локтями, украсть, продать, набить брюхо, а там – хоть трава не расти. До чего же противно…