Под Куполом - Стивен Кинг

— Тебе нельзя, — попытался остановить он Роуз.

— Мне можно, если только ты не хочешь, чтобы тебе насыпали слабительного в следующую порцию шоколадного фраппе, которое ты у меня закажешь.

— Мэм… Роуз… у меня приказ.

— К дьяволу твои приказы! — В голосе Джулии слышалась скорее усталость, чем воинственность. Она взяла Роуз за руку и повела по тротуару, остановившись только в тот момент, когда жар, идущий от пожара, стал нестерпимым для кожи.

Здание, в котором располагались редакция «Демократа» и ее квартира, превратилось в огромный костер. Дюжина или около того копов и не пытались его погасить, но ручных насосов у них хватало (на некоторых оставались наклейки «СПЕЦИАЛЬНАЯ ЦЕНА В ДНИ РАСПРОДАЖ В “УНИВЕРМАГЕ БЕРПИ”»), и они поливали водой книжный и аптечный магазины. С учетом полного отсутствия ветра Джулия полагала, что им удастся отстоять оба дома, то есть все остальные офисные здания в восточной части Главной улицы.

— Просто удивительно, как быстро они тут появились, — прокомментировала Роуз.

Джулия ничего не сказала, только смотрела на языки пламени, вздымающиеся в темноту, гася розовые звезды. Она была слишком потрясена, чтобы плакать.

Все погибло, думала она. Все. Потом вспомнила про пачку газет, которую бросила в багажник перед тем, как уехать на встречу с Коксом, и поправилась: Почти все.

Пит Фримен протолкался сквозь шеренгу полицейских, поливавших водой фасад и северную стену «Аптечного магазина Сандерса». На закопченном лице чистыми оставались только дорожки от слез.

— Джулия, мне чертовски жаль! — Он чуть не рыдал. — Мы почти его погасили… погасили бы… но последняя бутылка, которую бросили эти мерзавцы, упала на газеты, сложенные на полу, и… — Остатком рукава Фримен вытер лицо, только размазав сажу. — Мне чертовски жаль.

Она обняла его, как ребенка, хотя Пит возвышался над ней на шесть дюймов и весил на сто фунтов больше.

— Что произошло? — спросила Джулия.

— Зажигательные бомбы. Этот гребаный Барбара!..

— Он в тюрьме, Пит.

— Его друзья! Его чертовы друзья! Они это сделали.

— Что? Ты их видел?

— Слышал. — Он отстранился, чтобы взглянуть на нее. — Трудно было не услышать. Они говорили в мегафон. Сказали, что сожгут весь город, если Барбару не освободят. — Пит горестно улыбнулся. — Освободить его? Мы должны его повесить! Дайте мне веревку, и я сам это сделаю!

Размашистым шагом к ним подошел Большой Джим. Огонь окрашивал его щеки в оранжевый цвет. Он так широко улыбался, что губы растянулись чуть ли не до мочек.

— Как теперь тебе нравится твой друг Барби, Джулия?

Джулия надвинулась на него, и, должно быть, он что-то увидел в ее лице, поскольку отступил на шаг, словно боялся, что она ударит его.

— В этом нет смысла. Никакого. И ты это знаешь.

— Я думаю, есть. Если ты согласишься с тем, что Дейл Барбара и его дружки установили Купол, смысл сразу тебе откроется. Это в чистом виде акт терроризма.

— Чушь собачья! Я была на его стороне, а это означало, что и газета была на его стороне. Он это знал.

— Но они сказали… — начал Пит.

— Да, — оборвала его Джулия, не поворачивая головы. Не отрывала глаз от освещенного пожаром лица Ренни. — Они сказали, они сказали. Но кто, черт побери, эти они?! Задай себе простой вопрос, Пит: если это не Барби — у которого не было мотива, — тогда у кого был мотив? Кто выиграет, заткнув рот нарушающей спокойствие Джулии Шамуэй?

Большой Джим повернулся и подозвал двух новых полицейских — на их принадлежность к стражам порядка указывали лишь синие платки, завязанные на правом бицепсе. Лицо одного — высокого, крепкого парня, показывало, что он еще мальчишка, несмотря на столь внушительные габариты. Второй мог быть только Кильяном: круглая голова и крючковатый нос служили фирменным знаком.

— Микки. Ричи. Уведите отсюда этих двух женщин. — Горас, натянув поводок до отказа, зарычал на Большого Джима. Тот с презрением посмотрел на маленькую собачонку. — А если они не уйдут добровольно, я разрешаю вам завернуть им руки и уложить на капот ближайшего патрульного автомобиля.

— Мы еще не закончили. — Джулия наставила на него палец. Теперь она тоже начала плакать, но слезы, жаркие и болезненные, не могли быть слезами печали. — Мы еще не закончили, сукин ты сын.

На лице Большого Джима вновь появилась улыбка, сверкающая, как полировка его «хаммера». И такая же черная.

— Наоборот, все кончено, — ответил он. — Дело закрыто.

Большой Джим шагнул к огню — он хотел наблюдать за пожаром, пока от газетенки этой смутьянки не останется только горка пепла — и глотнул дыма. Сердце внезапно остановилось в груди, и мир поплыл перед глазами, будто благодаря какому-то спецэффекту. Потом сердце заработало вновь, но трепыхаясь и неритмично. Он ударил себя кулаком по левой стороне груди и сильно кашлянул — этому быстрому способу избавления от аритмии научил его доктор Хаскел.

Поначалу сердце продолжало капризничать (удар… пауза… трепыхание… пауза). На мгновение он увидел свое сердце, заколоченное в плотной капсуле из желтого жира, существо, похороненное заживо и пытающееся освободиться до того, как закончится воздух. Потом вытолкал этот образ из головы.

Я здоров. Просто перенапрягся. Семь часов сна все исправят.

Подошел чиф Рэндолф с ручным насосом, закрепленным на его широкой спине. По лицу бежал пот.

— Джим? Ты в порядке?

— Все отлично. — Большой Джим сказал правду. Правду! То была почти вершина его жизни и шанс достичь величия, которое — Ренни это знал — он заслужил по праву. И никакое больное сердце не могло отобрать у него близкий триумф. — Немного устал. Довольно давно бегу без остановки.

— Иди домой. Никогда не думал, что буду благодарить Бога за Купол, и сейчас не благодарю, но тот по крайней мере защищает от ветра. Я думаю, все будет хорошо. У меня люди на крышах аптеки и книжного магазина на случай, если туда попадет искра, так что иди домой и…

— Какие люди? — Сердцебиение приходило в норму, приходило в норму. Хорошо.

— Генри Моррисон и Тоби Уилен на крыше книжного магазина, Джордж Фредерик и один из новых парней на крыше аптеки. Один из Кильянов, думаю. Ромми Берпи вызвался подняться с ними.

— У тебя есть рация?

— Разумеется.

— И у Фредерика тоже?

— Она есть у всех штатных патрульных.

— Скажи Фредерику, пусть приглядывает за Берпи.

— Ромми? Господи, почему?

— Я ему не доверяю. Возможно, он — друг Барбары. — Хотя в случае с Берпи Большой Джим волновался не из-за Барбары. Этот человек дружил с Брендой. И ума ему хватало.