Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

Дело в том, что зачет по молоку засчитывается не по количест-ву сданного молока, ибо воды можно добавить сколько угодно, лишь бы белизна сохранялась (такое молоко продается в магазинах того периода), а по жирности продукции.

Механизм операции прост. По липовым нарядам взимаются деньги из кассы колхоза. На эти деньги на маслозаводах Краснодар-ского края закупают сливочное масло в коробках, сдают его на рай-онный молокозавод, и зачитывая в условном переводе как молоко, и план всеми выполнен; и колхозом, и молокозаводом и районом в це-лом. Бывает так, что это же масло, только в местной упаковке, вновь продается на Краснодарский молзавод, и так и гуляет добро, пока не испортится, только тогда на прилавок поступает. А план всюду пере-выполняется…

По сути, если этот процесс дойдет до суда, то при беспристра-стном отношении все обвинение развалится, ибо доказательная база ничтожна, свидетельские показания голословны; если будут глубоко копать, то круг обвиняемых расширится, и в него попадут важные персоны от первого секретаря райкома до многих ревизоров, давно списавших эти дела, документально все заактировав.

Шахидов – не идеалист, он реально воспринимает окружаю-щую действительность и прекрасно понимает, что это не рядовое уголовное дело о расхищении госсобственности, а политический за-каз, исходящий от депутата Верховного Совета РСФСР, ныне перво-го секретаря одного из райкомов КПСС города Грозного, товарища Докуева Албаста Домбаевича.

Шахидов понимает, что силы абсолютно не равные, но сдаться просто так – тоже негоже, и он отчаянно ищет варианты спасения. Кругом зондируя почву, База Шахидов выясняет, что Албаст точит зубы в основном на Самбиева Арзо, а он попал в жернова за компа-нию, но к нему тоже есть претензии за открытую критику.

Для совместного противодействия Шахидов вызывает Самбие-ва из Москвы и надеется, что раз Арзо провернул крупномасштабное дело против Докуева Албаста и изрядно тряхнул его, то Самбиев уже не мальчишка-экономист, и у него имеются значительные связи и «крыша», в конце концов, деньги для откупа.

И вот Самбиев прибыл в Шали на встречу, и Шахидов к разоча-рованию узнает, что у Самбиева нет ни «крыши», ни связей, ни денег, что он простой аспирант-лаборант-грузчик. Шахидов сообщает, что следователь предлагает за десять тысяч замять их дело, пока оно не получило огласки, и не пускать его в судопроизводство.

Конечно, десять тысяч платить ни за что – нелегко, но раз при-спичило, то откупаться надо, и порешили сброситься по пять тысяч. У Самбиева не только пяти тысяч – пяти копеек нет, но он второпях дает добро, полагаясь только на богатых сватов. Единственное, он просит у своего бывшего начальника полмесяца отсрочки взноса, на что Шахидов соглашается и говорит, что заплатит всю сумму сам.

В отличие от Шахидова, Самбиев знает подлинный масштаб нанесенного Докуевым ущерба и поэтому, трезво оценивая ситуацию, осознает, что хотя у него и нет таких денег, но пять тысяч для расчета по грехам оптимальная ставка.

Ища поддержки и просто консультаций, Арзо посвящает в суть дела Россошанскую. Лариса Валерьевна в предпенсионном возрасте и, как принципиальный следователь прокуратуры, не берущий взя-ток, задвинута на задворки реальных событий, дорабатывает стаж в роли статиста. Тем не менее, ей удается кое-что разузнать. Она сооб-щает, что вряд ли молодой следователь, ведущий дело, сможет его закрыть, так как уже есть депутатский запрос от Докуева, и оно нахо-дится на контроле.

Параллельно Арзо посвящает в свои горести и тещу.

– Все это пустяки, – сразу сводит на нет проблему могущест-венная Марха, – отец твоей жены позвонит куда надо, и все уладится. И пять тысяч никому давать ты не обязан. Лучше улетай в Москву и будь рядом с женой. Как ты ее одну бросил в таком положении?

Побыв два дня дома, Арзо возвращается в Москву и там под-робно рассказывает Марине о своих перипетиях, с ней тоже советует-ся, как с юристом.

– Хм, негодник Албаст, – негодует супруга. – Я ему отказала, и он теперь из-за ревности и зависти тебе козни строит… Не волнуйся, мама все расскажет отцу, и он им покажет.

Однако случилось обратное. Отец Марины сам позвонил в Мо-скву, и сидящий рядом с женой Арзо слышит по-военному четкий голос тестя из трубки.

– Не хватало, чтобы я по делам зятя еще по прокуратурам бе-гал! За свои деяния каждый сам должен отвечать! И что это такое? Наворовал – отвечай, не воровал – суд разберется. А меня путать в эти мерзости не надо. Надо же, чтобы в родстве оказался преступник, подсудимый?! Ну и зятек! Ну и будет у меня биография! Только это-го мне не доставало!

Обозлился Арзо пуще, чем на Докуева, на жену дуется, теперь в ней свои беды видит, на ней зло сорвать хочет, но не смеет.

Надежда осталась на одного Шахидова, что он откупится. А как с ним рассчитаться? Где пять тысяч взять? И тут в голову приходит авантюрная мысль. У жены на ушах и руках – дорогой бриллианто-вый комплект. Есть еще один в чемодане запасной, и еще минимум с десяток, как он знает, в Грозном. Надо один комплект продать, и вот тебе деньги.

Целый день бегал Арзо по ювелирным магазинам, дабы узнать, сколько стоят такие драгоценности. А в магазинах такого богатства даже нет – одни безделушки. И в тот же день делясь со своим одно-курсником-армянином, он узнает, что его отец – ювелир и поможет оценить и даже выгодно продать бриллианты.

Напрямую сообщить Марине план Арзо боится и, хитря, гово-рит, что их приглашает в гости однокурсник. Щедро потратившись на торт, цветы и такси, в субботний вечер прибыли к ювелиру. Старый ювелир предупрежден о скрытости оценки; он долго общался с Ма-риной, водил ее по квартире, показывая семейные реликвии, шептал на ушко какие-то смешные реплики, в знак восхищения историче-скими познаниями гостьи целовал пару раз ее руку. После ювелир уединился с Арзо на кухне – якобы покурить, и сходу сказал: «Шесть тысяч – без проблем».

Арзо никогда не обращал внимания на женские украшения, те-перь он осознал магическую, притягательную силу драгоценностей, все их величие, блеск, очарование. Возвращаясь от ювелира, сидя с женой на заднем сиденье такси, он впервые, сквозь сумерки неоно-вых фонарей, любовался большими ушами супруги, отмечал их гар-монию с продолговатым силуэтом ее лица, находил, что без сережек картина была бы не полной, чего-то в ней не хватало: дорогого ему сейчас. В это же время он двумя руками сжимал ее мясистую кисть, забавляясь, пробовал играть