Удольфские тайны - Анна Радклиф

Покинув это уединенное место, с намерением никогда туда не возвращаться одной, да еще в такой поздний час, она направилась к замку; вдруг она услышала голоса, громко зовущие ее из ближайшей части леса. То были графские слуги, разосланные искать ее по лесу; и когда она пришла к ужину и села за стол рядом с Бланш и Анри, последний тихо упрекнул ее в неосторожности; она покраснела, сознавая, что заслужила его упрек.

Этот маленький эпизод произвел на нее глубокое впечатление; удалившись к себе, она опять стала обдумывать этот случай: он так напомнил ей происшествия, пережитые ею несколько дней тому назад, что она от страха почти не решалась оставаться одна. Она засиделась до позднего часа; не слышно было ничего, что могло бы встревожить ее; тогда она решилась лечь спать. Но спокойствие ее было непродолжительно; вскоре она была разбужена громким, непривычным шумом, как будто доносившимся из открытой галереи, куда выходила ее спальня. Отчетливо раздавались жалобные стоны; вслед затем какая-то тяжесть обрушилась на ее дверь с такой силой, что чуть не вышибла ее. Эмилия стала громко звать, спрашивая, кто тут, но не получила ответа, хотя и после этого по временам раздавалось нечто вроде тихих стонов. От страху она не имела сил шевельнуться. Вскоре поднялся топот шагов в дальнем конце галереи; когда шаги стали приближаться, она еще раз позвала погромче прежнего; наконец шаги остановились у ее двери. Тогда она узнала голоса некоторых из слуг, которые, по-видимому, были слишком заняты чем-то посторонним, чтобы обратить внимание на ее зов. В ту минуту вбежала к ней Аннета за водой; Эмилия догадалась, что с одной из девушек сделалось дурно; она велела привести ее к ней в комнату и помогала приводить ее в чувство. Когда девушка очнулась и получила способность говорить, она стала уверять, что, пробираясь по лестнице к себе в комнату, она встретила привидение на второй площадке:

— Я держала свечу низко, — рассказывала девушка, — потому что некоторые ступени плохи и полуразвалились, вдруг, подняв глаза, вижу перед собой призрак!.. — Он постоял с минуту в уголке площадки, к которой она подходила, потом, скользнув вверх по лестнице, исчез за дверью недавно отпертых апартаментов. Затем она слышала какой-то странный, глухой звук.

— Значит, черт раздобыл себе ключ от этих комнат! — заметила Доротея. — Это нечистый и никто больше: ведь я сама заперла все двери!

— Тогда я, — продолжала девушка, — пустилась бежать опрометью вниз по лестнице, потом со стонами понеслась по галерее, пока наконец не повалилась без чувств у дверей барышни.

Немного пожурив ее за причиненный переполох, Эмилия пробовала пристыдить ее за безрассудный страх; но девушка упорно уверяла, что она несомненно видела призрак; наконец, она ушла к себе, в сопровождении всех собравшихся слуг, кроме Доротеи, которая, по просьбе Эмилии, осталась у нее в комнате провести ночь. Эмилия была смущена, а Доротея пришла в ужас и стала рассказывать разные случаи из прежнего времени, подтверждавшие ее суеверные убеждения; между прочим она сама однажды видела такое же привидение и на том же самом месте; вот почему она приостановилась перед тем, как подняться по задней лестнице вместе с Эмилией, и этим же объяснялось ее нежелание отпирать анфиладу северных покоев. Каковы бы ни были мнения Эмилии, она не стала их высказывать, а внимательно выслушала Доротею, и ее рассказ возбудил в ней тревогу и смущение.

С этой самой ночи страхи прислуги дошли до того, что многие из них решили отойти и просили у графа расчета; граф, хотя втайне и разделял их страхи, но счел долгом прикинуться неверующим и, желая избежать неудобств по хозяйственной части, пробовал все обратить в смешную сторону и убедить слуг, что им нечего бояться сверхъестественной силы. Но от страха они стали недоступны никаким вразумлениям. Тогда-то и представился для Людовико случай доказать свое мужество и свою благодарность графу за все его милости: он вызвался сторожить ночью в подозрительной анфиладе комнат, в той самой, где водились привидения.

— Я никаких духов не боюсь, — ответил он, — а если покажется не дух, а простой смертный, то я докажу, что и он мне не страшен!

Граф обещал подумать об этом предложении; слуги, услыхав об этом, стали переглядываться между собой в сомнении и страхе. Аннета, перепуганная за своего жениха, со слезами старалась отговорить его от такого безумного намерения.

— Ты смелый парень, как я вижу, — сказал ему граф с улыбкой, — но хорошенько подумай, на что ты идешь, прежде чем решиться окончательно. Если ты в самом деле стоишь на своем решении, то я готов принять твое предложение, и твоя отвага не останется без награды.

— Я не желаю иной награды, эчеленца, кроме вашего одобрения, — отвечал Людовико. — Вы и так достаточно были добры и милостивы ко мне, эчеленца. Но мне нужно взять с собой оружие, чтобы дать достаточный отпор врагу, если он появится.

— Меч не защитит тебя от духа, — возразил граф, бросая иронический взгляд на других слуг, — не защитят ни замки, ни запоры; дух, как известно, может проникнуть сквозь замочную скважину так же легко, как в дверь.

— Дайте мне меч, ваше сиятельство, — сказал Людовико, — и я сокрушу всех духов, какие только посмеют напасть на меня.

— Хорошо, — решил граф, — у тебя будет меч, и отправляйся с Богом! Может быть, твои храбрые товарищи будут настолько смелы, что согласятся остаться еще на одни сутки в замке, так как в эту ночь вся злокозненность привидения, наверное, будет обращена против тебя, в отместку за твою дерзость.

Любопытство боролось с трусостью у его товарищей-слуг; наконец они согласились подождать, чем кончится опрометчивая затея Людовико.

Эмилия была удивлена и встревожена, услыхав о его намерении; не раз она была готова рассказать графу, что она видела собственными глазами в северных покоях. Она не могла отогнать от себя страха за Людовико, хотя ее рассудок и убеждал ее в нелепости этого страха. Однако необходимость скрывать тайну, которую доверила ей Доротея и которой непременно пришлось бы коснуться, чтобы оправдать свой ночной визит в апартаменты покойной маркизы, заставляла ее молчать; она старалась только успокоить Аннету, вообразившую, что Людовико обречен на погибель. На нее гораздо более действовали успокоения Эмилии, чем охи и вздохи старой Доротеи, которая при одном имени Людовико ужасалась и устремляла глаза к небу.

Граф отдал распоряжение отпереть северную анфиладу комнат и приготовить их к приходу Людовико; но Доротея после недавно испытанных страхов не решалась исполнить это приказание; а так как никто из других слуг не осмеливается пойти туда, то ряд таинственных покоев оставался запертым до тех пор, пока Людовико не отправился туда провести ночь. Этого момента все домачадцы ожидали с нетерпением.