Путь к золотому дракону - Лариса Телятникова

— Меня зовут Ядвига Леснивецкая, — сделала я последнюю попытку поселиться на халяву. — Или Яльга Ясица. Впрочем, возможны варианты: студентка Ясица, адептка Ясица…

«…эта рыжая поганка, которая в очередной раз испортила настроение своему декану», — мысленно закончила я. Но на лице аллеманца и без этого отразилась нешуточная работа мысли.

— Очень приятно, — наконец выдавил он. — Вайс, к услугам фройляйн.

— Фройляйн поселится в зеленой комнате, — прервал его размышления знакомый голос. — А мой друг Сигурд, я думаю, предпочтет комнату рядом с моей. Я сам ознакомлю их с достопримечательностями, Йохан. Вы можете быть свободны.

Следующие полчаса мы обживались на новом месте. В моем случае это выглядело так: сбросив плащ на скамью, я отправилась бродить по залу, замирая перед каждым необычным предметом и остро жалея об оставленном в Академии мнемо-амулете.

В замке Леснивецких все было устроено иначе, а уж про пряничный домик баронов Хенгернов и упоминать нечего. Этот донжон и впрямь был очень старым. Я и подумать не могла, что люди до сих пор так живут.

Под высоким резным потолком танцевали пылинки; там гуляло бы и эхо, но оно, наверное, просто заблудилось среди бесчисленных занавесей, холстов и шпалер. Занавеси, холсты и шпалеры висели здесь не просто так — они разделяли единое помещение на отдельные комнаты. Можно было отвернуть краешек гобелена и заглянуть, например, в библиотеку или рабочий кабинет (при условии, что хозяина нет поблизости, а то однажды я уже заглянула в лабораторию). Стены — настоящие каменные стены — были обтянуты коврами, прорезанными вокруг оконных и дверных проемов.

Я прошла к окну, встала коленями на скамью и посмотрела вниз. Падать отсюда было бы высоко и жестко. Внизу простирались поля, луга и прочие угодья. Сверху все это выглядело как лоскутное одеяло. Я присмотрелась и различила у кромки леса длинный домик под красной черепицей. Из трубы, несмотря на летнее время, валил дым. Ага. Стало быть, это и есть та замечательная гостиница с полным пансионом и отдельно оплачиваемым ужином…

Кстати об ужине — он же обед.

Я повернулась спиной к окну и опять оглядела зал. Так. Стол вижу, камин вижу… роскошный, кстати, камин — вытяжной колпак украшает огромный щит, поддерживаемый двумя бронзовыми львами… Взгляд зацепился за деревянный буфет с выставленной напоказ посудой. Если тут есть посуда, значит, гостей хотя бы изредка, но кормят.

К вечеру погода испортилась. Похолодало, с востока неотвратимо наползала туча, и в воздухе пахло дождем. Я честно собиралась полюбоваться закатом из окна старинной башни, но закат выдался не ахти — бледный, печальный и как будто напуганный предстоящей грозой. Скоро мне надоело смотреть на робкое золотистое сияние, вдобавок наполовину скрытое фиолетовой тучей, и Эгмонт закрыл ставни.

В зале разом сделалось еще уютнее. В трех серебряных подсвечниках горели настоящие восковые свечи, обработанные каким-то хитрым алхимическим составом. Они почти не оплывали, не коптили, давали в четыре раза больше света, зато и стоили еще дороже, чем обычные. Рихтер обозвал их «энергосберегающими». Впрочем, после близкого знакомства с королем Эккехардом наш владетельный граф мог позволить себе еще и не такую прихоть.

Совместными усилиями стол перетащили поближе к камину. Так было теплее, уютнее и романтичнее. Дрова потрескивали («А они, часом, не энергосберегающие?» — невинно поинтересовалась Лерикас), отблески огня прыгали на бронзовых фигурах щитодержателей. Эгмонт уже прочел одну краткую лекцию о геральдике и теперь примеривался ко второй.

Я вдруг поймала себя на том, что вслушиваюсь в мерный шум дождя за окном. Когда же он начался? А кто его знает… Дальняя стена зала терялась в полутьме, портреты многочисленных Рихтеров загадочно смотрели на нас из рам, и все было таким хорошим, теплым и родным, что я едва не заснула прямо здесь, в кресле с подставочкой для ног.

Неожиданно послышался шум крыльев и громкий стук. С меня разом слетел весь сон. Гарпия! Это что, новости из Академии?

Эгмонт щелкнул пальцами, и ставни распахнулись. На мгновение в окне повис странный темный силуэт, раздался клекот, и на подоконник тяжело опустилась крупная гарпия. Дождь снаружи шел стеной. На подоконник немедленно натекла изрядная лужа. Закапало и на пол.

— Примите почту, — хрипло произнесла гарпия. Ее форменную шапочку с зеленой кокардой смело можно было выжимать. Но оба пакета, и большой, и маленький, выглядели абсолютно сухими.

Мы посмотрели на Эгмонта. Эгмонт посмотрел на гарпию. Гарпия посмотрела на кастрюльку с глинтвейном.

— Окажите нам честь, дэспинис…[16]— Маг огляделся, пытаясь сообразить, что можно предложить гарпии в качестве сиденья. Лерикас хлопнула в ладоши, и вопрос решился сам собой. Возле стола появился прекрасный, просто-таки образцово-показательный насест.

— Благодарю, — коротко сказала гарпия. Она покосилась на Лерикас, но ничего не добавила.

Сигурд налил даме глинтвейну, а Эгмонт принялся распаковывать почту. Как и полагается, он начал с той посылки, которая была больше.

Это оказалась картина — точнее, мнемо-образ, перенесенный на полотно.

Баронесса фон Хенгерн сидела на изящной скамеечке возле розовых кустов. Подле супруги стоял барон. В обеих руках он держал по младенцу, которые походили друг на друга как две капли воды. Хотя, с другой стороны, до определенного возраста все дети одинаковые. Младенцы таращились на зрителя, как им это и полагается, то есть бессмысленно, но уже сейчас в них чудилось что-то неуловимо рихтеровское.

Вид у барона был счастливый донельзя.

Все остальное семейство, похоже, в мнемо-амулет не вошло.

— Мрыс эт веллер келленгарм! — сказал Эгмонт с совершенно непередаваемым выражением лица.

Я отобрала у него второй пакет, справедливо решив, что там должно быть письмо. Так оно и оказалось. Рихтер отдал полотно Лерикас, та показала Сигурду и гарпии, а мне пришлось довольствоваться видом того, как Эгмонт читает письмо из материнского дома.

— Мрыс эт веллер, — повторил он, дочитав до конца. — Сигри, плесни мне немного…

Я ничего не сказала, просто вовремя подсунула кружку.

— Друзья! — Эгмонт откашлялся и поднял кружку. — Я только что узнал удивительную новость. Госпожа баронесса фон Хенгерн подарила своему мужу двоих сыновей. Их назвали… — для верности маг сверился с листком. — Их назвали Зигфрид и Зигмунд. Сигри, насколько я понимаю, одного назвали в твою честь.

— Виват! — воскликнула я. За лето я изрядно пополнила словарный запас подгиньского.

Мы выпили за Зигфрида, Зигмунда и их достойную матушку, и Лерикас задумчиво сказала:

— Очень удобные имена, между прочим… Крикнешь: «Эй, Зигги!» — кто-нибудь да прибежит…