Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

дать «последний бой», который стал бы эффектным окончанием борьбы, другие надеялись сдаться в плен союзникам, но большинство рассчитывало укрыться в нейтральной Швейцарии. И каждого страшила перспектива оказаться в руках у партизан.

В конце концов Муссолини согласился с предложением Паволини устроить «итальянские Фермопилы» в Вальтеллине – расположенной у подножия Альп долине, неподалеку от Швейцарии. Возражения Грациани, заявившего, что с военной точки зрения план генерального секретаря ничего не стоит, были отвергнуты. Несмотря на всю браваду, дуче наверняка осознавал, что любые оборонительные позиции среди альпийских гор нельзя будет удерживать сколько-нибудь долго, а потому близость швейцарской границы перевешивала в его глазах узко военную аргументацию маршала.

Проведя в Сало последнее заседание своего кабинета, дуче приказал министрам отправляться в Милан. 19 апреля Муссолини прибыл в столицу Северной Италии в сопровождении эсэсовской охраны и разместился в здании префектуры.

Окруженный обеспокоенными своим будущим соратниками и молчаливыми эсэсовскими охранниками, дуче развил в Милане лихорадочную деятельность. Намечая состав предполагаемого коалиционного правительства, куда наряду с фашистами должны были войти и социалисты, Муссолини одновременно обсуждал детали будущего сражения в Альпах. Казалось, теперь дуче как будто бы всерьез надеялся на обещание Паволини собрать не менее пятидесяти тысяч бойцов, готовых в течение многих месяцев противостоять союзникам в Вальтеллинне. Верил ли он в это по-настоящему или попросту не мог признать приближение окончательного краха? Так или иначе, но в Милане Муссолини в который раз удивил всех сменой настроения. Несмотря на стремительно ухудшавшуюся обстановку, дуче позволил себе несколько сверхоптимистичных высказываний, среди которых опять прозвучала надежда на немецкое «чудо-оружие». Возможно, это стало следствием телеграммы от Гитлера, полученной 22 апреля, – уже готовясь к самоубийству, фюрер обещал изменить ход войны, одержав победу в сражении за Берлин. Для Муссолини, готового в те дни цепляться за каждую соломинку, этого вполне могло оказаться достаточным.

В любом случае Милан дуче оборонять не собирался – «величайший город Европы» нельзя обрекать на уничтожение в уличных боях. По всей видимости, немалую роль в этом решении сыграло и опасение оказаться в плену у партизан. Со всех концов быстро уменьшавшейся в размерах республики поступали все новые дурные известия.

23 апреля приехавший в Милан заместитель генерального секретаря сообщил Муссолини, что фронта больше не существует – немцы отступают, а попытки организовать хоть какую-нибудь линию обороны собственными силами разбились о нехватку людей. Армия Социальной республики растаяла буквально на глазах – ее солдаты предпочитали расходиться по домам, не желая напрасно погибать в уже проигранной войне. Многие из них спешили к своим семьям, надеясь защитить их от мстительного насилия со стороны партизан – в Северной Италии началось «антифашистское восстание».

Предупрежденные о занятом немцами «нейтралитете», отряды партизан с легкостью разоружали немногочисленные и утратившие желание сражаться фашистские гарнизоны. В течение нескольких дней значительная часть североитальянских городов оказалась под контролем войск «Комитета национального освобождения».

В эти дни, помимо партийных лидеров, членов правительства и других руководителей идущего ко дну государства, в Милане собрались Петаччи, среди которых была и Клара. Муссолини напрасно пытался уговорить свою любовницу спасаться бегством – храбрая женщина напрочь отказалась покидать его. В свою очередь она безуспешно пыталась убедить Муссолини инсценировать автомобильную катастрофу и, объявив всем о гибели дуче, вместе бежать в Швейцарию. В конце концов ее родители и младшая сестра улетели в Испанию на самолете, а Клара, вместе с братом Марчелло, осталась в Милане.

Семья же Муссолини в это время направлялась в небольшой городок Монца – дорога в Милан уже считалась небезопасной, и дуче распорядился, чтобы его жену и детей разместили в тамошней королевской резиденции, откуда они смогли бы выехать в Швейцарию. Теперь он признавал, что и сам готов в трудную минуту прибегнуть к такой возможности. Когда капитан Отто Кизнатт, отвечавший перед Берлином за охрану диктатора, попытался убедить его перебраться в Мерано, поближе к немецкому посольству, Муссолини сказал, что военная обстановка может вынудить его укрыться в Швейцарии. Дуче не знал, что эсэсовцы получили приказ воспрепятствовать такому развитию событий, не останавливаясь даже перед применением оружия.

Утром 25 апреля, когда антифашистский «Комитет национального освобождения» официально объявил о начале восстания в Северной Италии, Муссолини обратился к собравшейся у префектуры толпе. Даже в этот момент он не изменил себе – привычно прижав руки к бедрам, дуче говорил в своей прежней манере, торжественно пообещав сражаться в Альпах «до последнего патрона».

К несчастью для дуче, подавляющая часть из сбежавшихся поглазеть на него солдат Республиканской армии и миланцев меньше всего хотела отправляться в Вальтеллину. У Муссолини, еще совсем недавно считавшего себя руководителем значительной части Италии, теперь под рукой было не более сотни чернорубашечников и солдат без тяжелого вооружения. Они мало походили на армию, способную месяцами сражаться в альпийских горах. Дуче оставалось лишь надеяться, что покинувший город Паволини сдержит обещание и приведет с собой тысячи бойцов.

А настроение дуче продолжало быстро меняться. Позабыв о том, что еще несколько часов назад призывал всех отправляться в Альпы, он внезапно сообщил обескураженным соратникам, что собирается попросить кардинала Шустера организовать ему встречу с представителями партизан. Из этой идеи не вышло ничего хорошего – слишком несвободны были стороны в своих решениях, слишком много крови было уже пролито. Гражданские войны редко заканчиваются компромиссами, но упавший духом Муссолини решился еще раз попробовать договориться со своими политическими противниками.

Встреча между диктатором Социальной республики и руководителями антифашистского подполья состоялась во второй половине дня в миланской резиденции Шустера. Войдя в комнату, где его уже ждали комитетчики, Муссолини сумел одержать небольшую моральную победу – никто из собравшихся не отказался пожать руку дуче фашизма. Однако предложение заключить нечто вроде частного перемирия, в ходе которого вооруженные силы и администрация Социальной республики добровольно прекратили бы свое существование, а сам дуче вместе с верными ему людьми ушел бы в горы сражаться с англо-американцами, было сходу отвергнуто генералом Рафаэле Кадорна. Глава «Комитета национального освобождения» был сыном маршала Луиджи Кадорна, итальянского главнокомандующего в Первую мировую войну, и племянником Рафаэле Кадорна – генерала, взявшего в 1870 году Рим.

Отпрыск знаменитой семьи был безжалостен к сидящим напротив него фашистам – его не смягчило даже присутствие маршала Грациани. Никаких переговоров о перемирии не будет, заявил генерал, разговор может вестись лишь о полной капитуляции. Участвовавшие в гражданской войне фашисты не получат никаких гарантий безопасности, напротив – их будут судить за совершенные против нации преступления.

В этот момент Грациани испугался, что морально надломленный дуче согласится сдаться без каких-либо обязательств со стороны партизан, и энергично вмешался в