Луиза Сан-Феличе. Книга 2 - Александр Дюма

Итак, стали ждать ночи.

С последним ударом колокола, отзвонившего «Ave Maria», грянул залп со стороны обители святого Мартина, извещавший Николино и Сальвато, что к полуночи они должны быть готовы к выступлению.

В десять часов вечера генуэзец — с него все не сводили глаз, ибо от успеха его замысла зависел итог ночной экспедиции, которая, по словам Николино, должна была развлечь и обрадовать Господа Бога, — итак, в десять вечера генуэзец потребовал перо и бумагу и написал какое-то письмо.

Кончив писать, он снял сюртук, надел засаленную рваную куртку, заменил трехцветную кокарду красной, заложил между дулом и штыком своего ружья приготовленное письмо, вышел окольным путем на улицу Фориа и очутился на улице Толедо, миновав Бурбонский музей, так что казалось, будто он направлялся от моста Магдалины, с громадным трудом проложил себе дорогу через толпу и наконец остановился у главной ставки обоих главарей санфедистов.

Главарями, как помнит читатель, были Фра Дьяволо и Маммоне.

Они занимали нижний этаж дворца Стильяно. Маммоне сидел за столом, на котором, как обычно, лежал свежеспиленный верх человеческого черепа, взятый у мертвого, а быть может, у умирающего и еще хранивший остатки мозга.

Разбойник сидел одинокий и угрюмый: никто не захотел разделить трапезу этого тигра.

В соседней комнате ужинал Фра Дьяволо. Рядом с ним, одетая в мужское платье, сидела та самая прекрасная Франческа, у которой он убил жениха и которая уже через неделю пришла к убийце в горы.

Посланца провели к Фра Дьяволо.

Он протянул главарю бандитов свое ружье и предложил вытащить доставленную им депешу.

Она действительно была адресована Фра Дьяволо будто бы от имени кардинала Руффо.

В ней содержался приказ знаменитому вожаку разбойников немедленно собрать всех его людей на мосту Магдалины; по словам его преосвященства, речь шла о ночной вылазке, которую доверить можно лишь такому выдающемуся человеку, как Фра Дьяволо.

Что касается Маммоне, чей отряд уменьшился вдвое, ему следовало отвести людей за Бурбонский музей и укрепиться там, а утром занять прежний пост.

Приказ был подписан кардиналом, а в приписке значилось, что нельзя терять ни минуты. Фра Дьяволо встал и отправился посоветоваться с Маммоне. Посланец пошел следом.

Как уже говорилось, Маммоне ужинал.

То ли он почувствовал недоверие к вновь прибывшему, то ли просто пожелал оказать честь кардиналу, только он наполнил вином череп, служивший ему чашей, и предложил посланцу выпить за здоровье кардинала Руффо.

Тот принял череп из рук сорского мельника, воскликнул «Да здравствует кардинал Руффо!» и, не выказывая ни малейшего отвращения, опустошил чашу одним глотком.

— Ладно, — проговорил Маммоне, — возвращайся к его преосвященству и скажи, что мы повинуемся.

Посланец вытер рот рукавом, вскинул ружье на плечо и вышел.

Маммоне покачал головой.

— Что-то не нравится мне этот малый, — сказал он.

— Правда, — подхватил Фра Дьяволо, — и выговор у него странный.

— Давай вернем его, — сказал Маммоне.

Оба бросились к дверям. Посланец уже поворачивал за угол переулка Сан Томмазо, но был еще виден.

— Эй! Друг! — крикнул Маммоне. Тот обернулся.

— Вернись-ка на минуту, нам надо тебе кое-что сказать. Посланный вернулся с превосходно разыгранным безразличием.

— К услугам вашей милости. В чем дело? — спросил он, поставив ногу на первую ступень дворца.

— Дело в том, что я хотел тебя спросить, из какой ты провинции родом?

— Из Базиликаты.

— Врешь! — вмешался случайно находившийся рядом матрос. — Ты генуэзец, как и я, узнаю тебя по выговору.

Матрос еще не договорил, как Маммоне выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в несчастного патриота. Тот упал замертво.

Пуля пробила ему сердце.

— Снимите череп у этого предателя, наполните его кровью и принесите ко мне, — приказал Маммоне.

— Но один череп уже лежит на столе у вашей милости, — отвечал лаццароне, которому, вероятно, не пришлось по сердцу такое приказание.

— Выбрось старый и принеси новый. Даю клятву с этой минуты не пить дважды из одного.

Так умер один из самых пламенных патриотов 1799 года. Умер, оставив по себе только воспоминание. Имя его осталось неизвестным, и поиски, предпринятые автором этих строк, оказались безуспешными.

Увидев, что человек, которого он знал и чей план одобрил, не возвращается, Мантонне понял, что посланный или схвачен, или убит.

Он предвидел такую возможность и был готов заменить неудавшуюся хитрость другой.

Он приказал, чтобы в верхнем конце улицы Инфраската шесть барабанов били сигнал к атаке, причем с таким пылом и энергией, словно за ними движется двадцатитысячная армия.

К тому же он велел бить не неаполитанский, а французский сигнал. Конечно, Фра Дьяволо и Маммоне подумают, будто комендант форта Сант'Эльмо решился, наконец, на вылазку, и устремятся навстречу французам. Все произошло именно так, как предполагал Мантонне: при первых же раскатах барабана Фра Дьяволо и Маммоне схватились за оружие.

Этот барабанный бой, эти зловещие звуки подтверждали, казалось, приказ кардинала.

Несомненно, в ожидании этой предвиденной им вылазки он и призвал к себе Фра Дьяволо и велел Маммоне укрепиться позади Бурбонского музея, расположенного напротив спуска улицы Инфраската.

— Ну-ну! — пробормотал, качая головой, Фра Дьяволо. — Ты, кажется, немного поторопился, Маммоне, и кардинал мог бы с полным основанием сказать тебе: «Каин, что ты сделал с братом своим?»

— Прежде всего генуэзец не может быть и никогда не будет мне братом.

— Ну, а если солгал не этот посланец, а генуэзский матрос?

— Что ж, тогда я заполучу еще один череп.

— Чей?

— Череп генуэзца.

Переговариваясь таким образом, оба главаря призвали своих людей к оружию и, сняв войска с улицы Толедо, побежали вместе с ними к Бурбонскому музею.

Мантонне услышал шум, увидел факелы; подобные блуждающим огням, они двигались над морем голов от монастыря Монте Оливето к подъему Студи.

Он понял, что пришел его час, и ринулся вниз по улице Таверна Пента и переулку Колонне Кариати на улицу Толедо. С помощью двух сотен людей он занял на улице Толедо то самое место, которое десятью минутами раньше занимали аванпосты Фра Дьяволо и Маммоне.

Республиканцы, не теряя времени, двинулись в сторону Дворцовой площади, так как общий сбор был назначен в конце Санта Лючии, у подножия Пиццофальконе, напротив Кастель делл'Ово.