Сталин и Гитлер - Ричард Овери

1940 года, когда Германия была занята ситуацией на западе, прибалтийские страны были полностью присоединены к Советскому Союзу, а румынские провинции Бессарабия и Северная Буковина были насильственно оккупированы. Территориальные завоевания восхвалялись как триумф советской стратегии. По словам председателя комитета по иностранным делам Верховного Совета Андрея Жданова, этим была доказана возможность использования «противоречий между империалистами» для того, чтобы «расширить позиции социализма»8, – взгляд, весьма характерный для всего пафоса советского мышления в международных делах. Во взаимоотношениях с несоциалистическими странами Советский Союз рассматривался как морально нейтральный, поскольку все эти страны демонстрировали большую или меньшую форму капиталистической эксплуатации. Утверждение Ленина о том, что капитализм на последней стадии своего развития будет вынужден отсрочить коллапс путем активизации империалистических захватов и войны, легло в основу собственного теоретического мировоззрения Сталина. Однако было важно гарантировать, чтобы капиталистические страны набросились друг друга, а не на Советский Союз; на завершающей стадии любой большой войны Советский Союз «начнет действовать последним»9. Пакт с Германией был задуман для того, чтобы держать Советский Союз в стороне от конфликта, но не для того, чтобы предотвратить войну. 1 июля 1940 года Сталин сказал советскому послу в Токио, что пакт о ненападении «был продиктован желанием развязать войну в Европе»10.

Советский Союз не был заинтересован в поддержании статус-кво, и каждая возможность получения выгоды от войны отдаляла его от истинно советской сути. В октябре 1939 года Сталин порицал Коминтерн за то, что тот отдавал предпочтение демократическим государствам, а не фашистским: «Мы не против [войны], если они, воюя между собой, ослабят друг друга»11.

Политика поощрения капиталистической войны с целью ослабления капитализма строилась на одной ключевой предпосылке: новая война, как и предыдущая, должна стать продолжительной и вестись на истощение противника. Изначально предполагалось, что военный баланс между тем, что Жданов называл двумя «противоборствующими капиталистическими группами», приведет к патовой ситуации. В июне 1940 года Молотов скромно говорил министру иностранных дел Литвы о советском видении будущего, когда население воюющих стран, движимое отчаянным бунтом из-за ужасной продолжительной и неразрешимой войны, будет освобождено Красной Армией, а военные усилия капиталистических стран потерпят крах: последняя битва между буржуазией и пролетариатом в бассейне Рейна «решит судьбу Европы раз и навсегда»12. Такой взгляд на сложившуюся ситуацию был скорее видением прошлого, так как он был полностью навеян опытом великой войны и Русской революции. Он отражал опасную реальность, связанную с тем, что Советский Союз не мог позволить себе встать на сторону какой-либо одной группы капиталистических стран, чтобы одержать быструю и решительную победу. Сталину хотелось, чтобы Германия была не разбита, но «настолько ослаблена, чтобы ей потребовались годы на то, чтобы она рискнула развязать великую войну против Советского Союза»13. Поражение Германии, как это было понято, могло бы поставить Советский Союз перед лицом двух сильно вооруженных хищнических империй, которые могли бы не удержаться перед соблазном атаковать коммунизм. Победа Германии, с другой стороны, могла бы спровоцировать Гитлера на новую авантюру на Востоке. Советский Союз рассчитывал на тупиковую ситуацию. Стремительное ухудшение положения французской и британской армий в мае и июне 1940 года неожиданно поставило Советское государство перед новой угрозой войны. Сталин был просто обескуражен новостями о капитуляции Франции. «Как они могли позволить Гитлеру нанести им поражение, сломить их?» – спрашивал он Хрущева14. Для того чтобы оттянуть день, когда Германия может повернуться против Советского Союза, Сталин был вынужден начать политику умиротворения. Постоянный поток ресурсов направлялся из Советского Союза для поддержания военных усилий Германии; за семнадцать месяцев действия соглашения Германия получили 1,4 млн тонны зерна, 1 млн тонн древесины, огромное количество редких металлов и 212 000 тонн товаров из Японии, которые перевозились по Транссибирской железной дороге15. Советская пропаганда демонстрировала экстравагантные выражения симпатий германскому делу. Сталин посылал свои личные поздравления Гитлеру в связи с блестящей победой.

Германская реакция на советско-германский пакт была равно циничной и двусмысленной. Гитлеру был необходим советский нейтралитет, пока он был вынужден вести войну с западными державами, и он купил его с перспективой получения значительной экономической помощи от своего нового, советского партнера. Вопрос о советско-германских отношениях в сентябре 1939 года был временно заморожен до того, как нежелательная война с Британией и Францией была завершена, но советская экспансия против Финляндии, прибалтийских стран и Румынии поставила безопасность Германии под угрозу. В конце июня 1940 года военачальники германской армии начали разработку плана действий в чрезвычайных обстоятельствах, чтобы снизить угрозу вторжения Красной Армии. 3 июля начальник штаба армии генерал Франц Гальдер попросил свой штаб рассмотреть возможность «военного взрыва» на Востоке и разработать меры, чтобы держать советские войска на почтительном расстоянии. Последовавший план операции в прибалтийских странах и на Украине был представлен Гитлеру армейским командованием 21 июля; его цель состояла в том, чтобы недвусмысленным образом напомнить о «доминирующем положении Германии в Европе» и сделать это в течение от четырех до шести недель, пока армейские подразделения все еще находились в состоянии мобилизации16. Хотя Гитлер сначала не отреагировал на предложение армейского командования, в июле он также размышлял о советском вопросе. 29 июля его начальник оперативного штаба, генерал-полковник Альфред Йодль, созвал своих коллег на конференцию, которая состоялась в переоборудованном железнодорожном вагоне. Здесь он объявил о том, что Гитлер полон решимости «раз и навсегда» избавить мир от советской угрозы. Через два дня представители германского военного командования направились в кабинет Гитлера в его баварской резиденции, где ознакомились с планом фюрера в деталях. Гитлер хотел не меньше чем положить конец советской системе, «уничтожить государство навсегда одним ударом». Кампания была намечена на весну. Она должна была быть быстрой, стремительной и смертельной для СССР17.

Некоторые аргументы, выдвинутые Гитлером для оправдания войны против Советского Союза, были следствием обстоятельств. На заседании 31 июля он дал ясно понять, что вторжение является способом обеспечения полного доминирования в Европе и трамплином для войны против Британской империи, а возможно, и против Соединенных Штатов. Война также положит конец неопределенности и спекуляциям о мотивах Сталина, когда коммунистический форпост украдкой приближается к центру Европы. Гитлер также понимал, что советские сырьевые ресурсы, нефть и пищевые продукты могут помочь в будущем германской военной экономике в любом противостоянии с богатым ресурсами Западом18. Для Гитлера, однако, это все были факторы, которые могли быть использованы им для убеждения партии и армейского командования, а возможно и себя самого, в том, что война имеет непосредственную и ощутимую стратегическую цель. За всеми рассуждениями о рациональной стратегической необходимости скрывались фантастические амбиции, заключавшиеся в стремлении завершить национальную революционную войну, которую национал-социализм вел с 1933 года против коммунизма и его предполагаемых еврейских союзников, и освободить безграничные просторы на Востоке для утверждения тысячелетней Германской империи.