Чужие - Дин Кунц

— Скоро пойдет, — пообещал Джек.

Небо напоминало огромную плиту темно-серого гранита.

Нед и Сэнди Сарвер — вторая выездная группа — уехали в Элко на встречу с Джеком, Д’жоржей и Бренданом в минимаркете «Арко». До половины восьмого они ездили по городу: к этому времени часть людей из «Транквилити» уже должны были уехать на задания. Вернувшись в восемь, они позавтракали на скорую руку и легли спать, чтобы отдохнуть еще несколько часов и быть в форме: их ждал трудный день.

Нед проснулся, проспав чуть больше двух часов, но вставать не стал — лежал в полумраке комнаты мотеля, глядя на спящую Сэнди. Любовь, которую он чувствовал к ней, была глубокой и ровной, она текла, как огромная река, которая может унести их обоих в лучшие места и времена, в мир, где нет тревог и забот.

Нед жалел, что не умеет говорить так же ловко, как мастерить. Иногда его беспокоило: вдруг он никогда не сможет как следует рассказать Сэнди о своих чувствах к ней? Когда он пытался перевести свои чувства в слова, у него немел язык или же получались совершенно нечленораздельные предложения и тяжеловесные образы. Хорошо быть мастером на все руки, умеющим отремонтировать что угодно — от сломанного тостера до сломанного автомобиля или человека. Но иногда Нед променял бы свои таланты ремонтника на способность сочинить и произнести одну идеальную фразу, которая передаст его самые глубокие чувства к жене.

Посмотрев на нее, он понял, что она уже не спит.

— Притворяешься? — спросил он.

Она открыла глаза и улыбнулась:

— Ты так смотрел на меня… Я испугалась, что ты съешь меня заживо, поэтому притворилась мертвой.

— Вид у тебя такой, что и вправду съесть хочется, тут ты права.

Она сбросила с себя одеяло и, нагая, открыла ему объятия. Их сразу же захватил привычный ритм любовной страсти, в которой они так поднаторели за последний год, отмеченный сексуальным пробуждением Сэнди.

Приходя в себя, они лежали бок о бок и держались за руки.

— Я, наверное, счастливейшая женщина на земле, Нед, — сказала она. — Какое счастье, что мы познакомились в Аризоне и ты взял меня под свое крыло! Ты сделал меня такой счастливой. Нед, правда, я теперь счастлива до безумия, и, если бог поразит меня насмерть в эту минуту, я не стану жаловаться.

— Не говори так! — резко оборвал ее Нед, затем приподнялся на локте и обвел взглядом ее тело. — Мне не нравится, когда ты говоришь такие слова… Я становлюсь суеверным. Эта переделка, в которую мы попали… может, не все мы выйдем из нее живыми. И я не хочу, чтобы ты искушала судьбу. Не хочу, чтобы ты говорила такие вещи.

— Нед, ты самый суеверный человек из всех, кого я знаю.

— Ну, я другого мнения на сей счет. Не надо говорить, что ты безумно счастлива и не прочь умереть. Не хочу этого слышать. Ты поняла? Я не хочу даже, чтобы ты так думала.

Нед снова обнял Сэнди и крепко прижал к себе — ему необходимо было почувствовать в ней пульсацию жизни. Он так крепко прижимал ее к себе, что через некоторое время даже перестал слышать сильный и размеренный стук ее сердца, потому что оно стало биться в унисон с его сердцем.

В доме Салко Паркера Фейна интересовали в основном две вещи. Обнаружив что-нибудь одно, он мог считать свои обязательства перед Домиником выполненными. Во-первых, он надеялся найти подтверждение тому, что они и в самом деле уехали в Напу или Соному; если бы нашелся буклет отеля, он мог бы позвонить туда и убедиться, что Салко благополучно зарегистрировались. Если же они регулярно ездили туда, где растут виноградники, в телефонной книге мог остаться номер места, где они останавливались. Но отчасти он ожидал увидеть другое: перевернутую мебель, капли крови, прочие свидетельства того, что Салко отсутствуют дома не по доброй воле.

Доминик, конечно, просил поговорить с ними, и только. Он бы пришел в ужас, узнав, что Паркер перешагнул грань закона, когда не смог обнаружить семейство Салко. Но Паркер никогда не бросал дело на полпути и теперь получал удовольствие, хотя сердце начало биться быстрее и горло немного перехватывало.

За гостиной располагалась библиотека. А дальше — небольшая музыкальная комната с роялем, пюпитрами, стульями, двумя футлярами для кларнетов, балетным станком у стены. Близняшки явно любили музыку и танцы.

На первом этаже все было в порядке. Он медленно поднялся по лестнице, по ворсистому ковру, расстеленному на ступеньках. Свет с первого этажа доходил до верха. Там, в коридоре на втором этаже, было темно.

Он вступил на площадку.

Тишина.

Ладони Паркера взмокли.

Он не понимал, почему страх одолевает его. Может быть, что-то подсказывал инстинкт. Наверное, было бы благоразумно прислушаться к более примитивным чувствам. Но если бы ему хотели устроить засаду, на первом этаже хватало отличных мест. Однако все комнаты были пусты.

Он продолжил идти дальше и, когда добрался до коридора второго этажа, наконец услышал кое-что. Смесь электронных звуков, доносившихся из обоих концов коридора. На мгновение он подумал, что сработала охранная сигнализации, но та звучала бы в тысячу раз громче этих бипов — полифонических, ритмичных серий звуков.

Он нашел выключатель в конце лестницы, щелкнул им, наверху загорелся свет. Он снова замер и прислушался — нет ли других звуков, кроме электронных. Ничего. В электронных бипах слышалось что-то знакомое, но он не мог понять, что именно.

Любопытство оказалось сильнее страха. Паркера всегда вело по жизни хроническое любопытство, иногда переходившее в острое, и если бы он не позволял этому чувству увлекать себя, то никогда бы не стал успешным художником. Любопытство было основой творчества. Поэтому он посмотрел в один конец коридора, потом в другой, повернул направо и осторожно пошел на звуки.

В конце коридора отчетливо различались два набора электронных шумов, чуть отличавшихся по ритму; оба доносились из темной комнаты, дверь которой на четверть была приоткрыта. Готовый броситься наутек, Паркер распахнул дверь. Ничто не прыгнуло на него из темноты. Звук стал громче, но только потому, что больше не шел через дверь. В комнате стояла полная темнота. Бледно-серый свет на дальней стене говорил о том, что это не стена, а шторы на очень большом окне или на двух балконных дверях. В колониальном особняке было много балконов. Кроме того, за углом от двери находились два невидимых Паркеру источника призрачного мягкого зеленого света, который почти не рассеивал мрак.

Паркер вошел в комнату, щелкнул выключателем и увидел близняшек Салко. На мгновение ему показалось, что девочки мертвы. Они лежали лицом вверх на огромной кровати, укрытые до плеч, неподвижные, с открытыми глазами. Но тут Паркер понял, что электронные звуки и зеленый свет исходят от мониторов аппаратов ЭЭГ и ЭКГ, к которым были подключены обе девочки. Еще он увидел трубки капельниц с иглами, вставленными в вены, и тогда ему стало ясно, что близняшки не мертвы, а всего лишь проходят процесс промывки мозгов. Комната совсем не напоминала спальню девочек-подростков — ничего личного, ни намека на индивидуальность. Паркер предположил, что это гостевая комната, обеих перенесли сюда и положили рядом, чтобы за ними было проще наблюдать.