Империя. Роман об имперском Риме - Стивен Сейлор

Когда из сада начал проникать свет утренней зари, Марк осознал, что читал всю ночь. Он отправился в постель, решив, что час отдыха лучше, чем ничего, и видел сны о безумных императорах.

* * *

Проснувшись, Марк ощутил себя странно бодрым, хотя спал недолго. После неспешного завтрака с женой и сыном он пригласил Луция прогуляться.

– Надень тогу, – велел он. – И не забудь фасинум.

– У нас какое-то особое дело, отец?

– Любая прогулка по Риму и есть особое дело.

Носилки переправили их по Марсову полю к новому мосту через Тибр. Марк хотел посмотреть на мавзолей, не отвлекаясь на многолюдную церемонию. Он много раз разглядывал постройку, но то было до захоронения Адриана. Сейчас здание показалось ему другим, более законченным. Адриан возжелал себе памятник на века, и Марк не сомневался, что гробница императора не исчезнет и через тысячу лет.

Отец и сын достигли Пантеона. Они вошли внутрь полюбоваться статуями богов и насладиться необычайным ощущением простора и света, которое обеспечивал высокий купол с круглым окном. Вот еще один памятник зодчества, который простоит до конца времен, достойная дань всем богам и богиням.

Затем прогулка привела их к амфитеатру Флавиев, величай шему на свете месту, куда весь Рим стекался взглянуть на игры жизни и смерти, показать себя и посмотреть на других. Рядом стоял Колосс Сола, некогда Нерона, в котором противоречивый император максимально приблизился к обожествлению. Марк вспомнил честолюбивую мечту Аполлодора воздвигнуть не менее гигантскую статую Луны – проект, навсегда умерший вместе с тестем Пинария. С учетом обстоя тельств его смерти, имя Аполлодора редко упоминали дома. Марк сообразил, что Луций почти ничего не знает о дедах, и решил обязательно рассказать ему о предках, включая даже загадочного двоюродного прадеда-христианина.

От амфитеатра было рукой подать до храма Венеры и Ромы. Марк провел годы, вникая в Адрианову новаторскую концепцию двойного храма; результатом явилось одно из самых великолепных зданий на свете. В святилище Ромы жрецы выполняли обряды в честь города. На алтаре Венеры молодожены возжигали благовония, моля богиню благословить семейный союз.

– Смотри, как они счастливы, – сказал Марк. – Ты уже в брачном возрасте, сын мой. Ждать ли мне в ближайшем будущем…

– Не исключено, отец. – Молодой человек вспыхнул.

Благодаря дружбе с Аврелием Луций вполне мог породнить дом Пинариев с одним из самых знатных городских семейств. Глядишь, когда-нибудь Пинарии вновь станут консулами и весталками, как было во времена царей и в первые века республики.

Они сошли по ступеням храма на Священную дорогу. Пересекли древний Форум, который достался Августу кирпичным, а он сделал его мраморным, и дошли до намного более величественного форума Траяна, откуда по спиральной лестнице взошли на одноименную колонну. Марк больше всего любил смотреть на город именно с вершины монумента. Он вспомнил день установки статуи Траяна, когда едва не стряслась беда. Как он был молод!

На обратном пути к дому на Палатине Марк вдруг решил заглянуть в сенат, хотя собраний сегодня не было. С Луцием рядом он воскурил фимиам на алтаре Победы и произнес молитву Виктории: «Богиня, даруй победу Риму и поражение его врагам. Храни империю, которую ты вручила Августу. Защити Рим от недругов внешних и внутренних».

Зачем он позвал с собой Луция? На эту мысль его натолкнул Светоний. Подробности прочитанного смешались, но у Марка осталось смутное впечатление, что мир шагнул далеко вперед со времен Августа. В обыденной суете забывалось, какое особенное место представляет собой Рим. Забывалось, насколько причудливым было его прошлое и как выросла во всех отношениях современная империя. Думая о диких историях Светония, вспоминая отцовские рассказы и собственную жизнь, начавшуюся в рабстве, но приведшую в общество императоров и под опеку Божественного Юноши, Марк счел, что Рим прошел через страшные испытания, дабы достичь подобия совершенства – во всяком случае, доступного смертным. Пинарий внес свою лепту в построение стабильного, успешного, воистину цивилизованного мира, который перейдет к поколению сына. Со временем мир Адриана наверняка уступит место миру Марка Аврелия – а дальше?

Стоя с сыном перед алтарем Победы, сенатор Марк Пинарий ощутил прилив оптимизма. Что скрывает будущее? Даже богам не дано знать.

«Империя» – роман о жизни города Рима от правления Августа, первого императора, до расцвета государства при Адриане; сюжет охватывает период с 14 по 141 год. В предыдущем романе «Рим» я проследил за историей той же семьи от основания города до возвышения Августа и конца Римской республики.

В каком-то смысле период, отраженный в «Империи», является одним из самых удобных для изучения. Труды великих историков, включая Светония, Тацита и Плутарха, широко доступны читателям всего мира как в латинском оригинале, так и на греческом языке или в многочисленных переводах, а пытливый исследователь доберется даже до малоизвестных письменных источников (посвящений, фрагментов поэм и т. д.). Весьма богата археологическая база: целиком сохранились Помпеи, погребенные при извержении Везувия в 79 году; до сих пор стоят крупные здания той эпохи (например, Пантеон), а раскопки не перестают приносить открытия – взять хотя бы грот, якобы Луперкаль Августа, об открытии которого сообщили в январе 2007-го. Богатые данные поступают и от нумизматов, а всемирная сетевая торговля римскими монетами подарила нам увеличенные и четкие изображения даже самых стертых экземпляров. При таком изобилии источников данный период весьма любим современными историками, которые ежегодно выпускают столько трудов о Римской империи, что не прочтешь и за целую жизнь.

И все-таки для романиста он представляет особую проблему, имя которой – императоры. Или, вернее, императороцентризм.

При написании «Рима» я столкнулся с совершенно другой трудностью. Сведений о первой тысяче лет города гораздо меньше, однако содержание немногочисленных источников отличается невероятным богатством: легенды о полубогах и героях, рассказы о бунтах и яростной классовой борьбе, история как сцена действия могущественных родов, фракций и личностей, стремящихся удовлетворить свои частные цели. Проблема заключалась именно в том, чтобы уместить весь сонм героев в одном романе.

С концом республики и началом автократического правления сюжетная линия изменяется. Классовые конфликты и герои, как и злодеи-одиночки, уходят в прошлое. Во главу угла встают императоры: их личности, семьи, сексуальные привычки, зачастую яркая и насыщенная жизнь, а иногда и кровавая смерть. История Рима превращается в череду биографий тех, кто правил империей. Все прочее второстепенно.

Нет ничего страшного в том, что император окажется в центре повествования, как у Роберта Грейвза в романе «Я, Клавдий» или у Маргарет Юрсенар в «Воспоминаниях Адриана». Но автократии, при которых вся власть сосредоточена в руках весьма и весьма немногих, когда даже храбрейшие полководцы зависят от каприза господина, а лучшие поэты расточают талант на лесть, не порождают тех выдающихся героев, которые действуют в «Риме», как то Кориолан или Сципион Африканский. Наоборот: лишенные всякой надежды повлиять на ход событий и даже на собственную судьбу, люди ищут за бвения в зрелищах, а силы черпают в колдовстве; иные же погружаются во внутренний мир, стремясь к умственному или духовному просветлению, не ища воинской славы и сторонясь политической деятельности. В таких условиях рождается история, совершенно отличная от той, что представлена в «Риме». Герои и злодеи уступают место искателям и выжившим.