Мари. Дитя Бури. Обреченный - Генри Райдер Хаггард

Тяжело вздохнув, я повиновался, всем сердцем желая, чтобы все это было не на самом деле. Чуяло мое сердце: ее приезд лишь усугубит создавшееся положение.

У ворот она велела весьма дородной девушке из цветных, по-видимому горничной, вынуть из повозки корзинку с саженцами цветов, резко повернулась – и мы столкнулись нос к носу по разные стороны ограды. Некоторое время мы разглядывали друг дру га. Хеда и впрямь оказалась очень красивой, правильные черты, дышащие здоровьем и свежестью, длинные черные ресницы и прелестный гибкий стан. Уж не знаю, что она подумала обо мне, скорее всего, ничего хорошего. Вдруг ее большие серые глаза тре вожно распахнулись, а на лице отразился страх.

– Что с отцом? Где он?

– Если вы о мистере Марнхеме, – учтиво приподняв шляпу, ответил я, – то, вероятно, доктор Родд и он…

– Бог с ним, с доктором Роддом, – прервала она, презрительно вздернув подбородок, – как себя чувствует отец?

– Полагаю, как обычно. Они с доктором Роддом были тут совсем недавно, но, кажется, ушли куда-то. – Так в самом деле и было, только ушли они в разных направлениях.

– Ну и прекрасно, – вздохнув с облегчением, ответила Хеда. – Понимаете, мне сообщили о его болезни, вот почему я здесь.

Стало быть, она любит этого старого плута и… не выносит доктора. Жди беды, это уж как дважды два четыре. Нам тут только разгневанной женщины не хватало.

Открыв ворота, я с почтительным поклоном принял у нее саквояж.

– Меня зовут Квотермейн, а вон там мой друг Энском. Мы тут остановились.

– В самом деле? – сказала Хеда с очаровательной улыбкой. – Какая странная идея – остановиться в таком месте.

– Дом прекрасен, – заметил я.

– Он недурен, в каком-то смысле, это и моя задумка. Однако я имела в виду его обитателей.

Такой ответ сразил меня. Хеда вздохнула – наверняка она чувствовала, какого я нелестного мнения о хозяевах дома. Бок о бок мы прошли по тропинке, обсаженной розами, к веранде. Энском поджидал нас на своей кушетке, аккуратно подстриженный мной еще вчера. Они встретились взглядами, и оба залились румянцем. Нелепость, по-моему.

– Энском, позволь представить тебе… – начал я и замялся, сомневаясь, носит ли она фамилию отца.

– Хеда Марнхем, – подсказала она.

– Да… мисс Хеда Марнхем, а это достопочтенный Морис Энском.

– Простите, что не встаю вам навстречу, мисс Марнхем, – произнес Энском своим приятным голосом. Надо сказать, что голос девушки был под стать ему, проникновенный и мягкий, с легким акцентом. – К сожалению, мне прострелили ступню.

– Кто стрелял в вас? – спросила она.

– О, всего лишь кафр.

– Как жаль. Надеюсь, вы скоро поправитесь. Теперь я вас покину, мне нужно повидать отца.

– Редкая красавица, – заметил Энском, – и леди к тому же. Нужно отдать должное старому греховоднику, он произвел на свет очаровательную дочь.

– Даже слишком, – проворчал я.

– Доктор Родд, наверное, того же мнения. Как не совестно отдавать девушку за такого мошенника, как доктор Родд. Интересно, она его любит?

– Любит, как канарейка кота. У меня была возможность в этом убедиться.

– Квотермейн, вы чудо! Никто лучше вас не сумеет воспользоваться случаем.

Потом мы ждали в тишине, сомневаясь, вернется ли мисс Хеда. Девушка пришла на удивление скоро, успев за это время переодеться в белое платье с цветком гибискуса, приколотым к корсажу, как яркий штрих к наряду.

– Отца нигде нет, – сообщила она, – слуги говорят, он уехал верхом. Забавно, правда? Никто меня не встречает, а ведь вызвали из такой дали! Я торопилась, терпела неудобства.

– Не обижайтесь, мисс Хеда. В Южной Африке фургоны и повозки не ходят, как скорые поезда, – заметил Энском.

– Я вовсе не обижена, мистер Энском. Теперь, когда я спокойна за здоровье отца… Лучше расскажите, как вас ранили?

Он рассказал ей всю историю с самого начала, на свой лад, с забавными подробностями. Хеда внимательно слушала, наморщив лобик, и прервала его только один раз.

– Интересно, кто этот белый человек, предупредивший людей Сикукуни о вашем приезде.

– Не знаю, но он напросился на пулю в лодыжку.

– Да, но мало кого в этом грешном мире настигает заслуженная кара.

– Эта мысль и мне не дает покоя. Будь все иначе, я бы…

– Что? – спросила она с любопытством.

– …стрелял бы лучше мистера Квотермейна и стал бы красив, как дама, которую я встретил однажды в юности.

– Бросьте молоть вздор, да еще перед ланчем, – заметил я строго, и мы дружно рассмеялись.

Впервые за время нашего пребывания здесь стены дома огласил благотворный смех. С появлением этой девушки дом оживился и озарился счастьем. Припоминаю, мне даже подумалось, как она похожа на благоухающий персиковый сад в цвету посреди холодной пустынной степи.

Вскоре мы стали очень дружны. Она показала нам старинную гравюру, по которой возвели Храм. Ее хитрость обошлась дешевле, чем если бы они решили строить обыкновенный дом.

– Повезло, до мрамора рукой подать, – сказал Энском.

– О да! – скромно согласилась Хеда. – Образно говоря, одним все удается, ведь у них мрамор под рукой, а другим, и таких большинство, достается лишь известняк и глина.

– Браво! – одобрил Энском. – А мне попадается только известняк.

– А мне глина, – задумчиво проговорила она.

– А мне и то, и другое, и третье, – встрял я, устав быть сторонним наблюдателем, – ведь земля богата мрамором, известняком и глиной, не говоря уже о золоте и драгоценных камнях.

Однако эта парочка не обратила на меня особого внимания. Лишь Энском проронил из вежливости какую-то нелепицу, что в земле еще есть деготь и подземные пожары.

Хеда принялась рассказывать ему свои детские воспоминания, связанные с Венгрией, довольно смутные, надо сказать. А потом они перебрались сюда и жили в двух больших кафрских хижинах. Вдруг разбогатели. Она уехала учиться в Марицбург и завела друзей. Наконец я встал и пошел прогуляться.

Спустя час я вернулся, а эта парочка еще болтала. Так продолжалось, пока не появился доктор Родд. Поначалу они его не заметили, так как он наблюдал из-за угла. В то время как я с величайшим любопытством следил за его реакцией. Отвратное лицо отражало целую гамму чувств: ненависть, страх, ревность, особенно ревность. Будто дикий зверь застал своего соперника за кражей добычи. Что ж, неудивительно, ибо эти двое отлично смотрелись вместе.

Они были под стать друг другу. Хеда, конечно, лучшая половина дуэта, красивая, по-настоящему привлекательная молодая женщина, однако живость Энскома, радостный блеск его синих глаз и особая стать заставляли забыть о неправильных чертах его лица. Видно, он как раз рассказал ей одну из историй, таких уморительных, благодаря его безобидным выдумкам. Они дружно рассмеялись. Тут девушка заметила доктора, и ее веселость испарилась, как капля на раскаленной от солнца лопате. Она вся сжалась, будто приготовилась к чему-то.