Вуаль тысячи слез - Гейл Линдс

Ветер дул в спину и свистел в ушах, а Реккк старался не спешить, тщательно выбирая точки опоры. Однажды ему что-то послышалось, и он осторожно повернул голову. Воин ничего не увидел, зато потерял драгоценное время. А когда сильный ветер принес первые капли дождя, он вообще позабыл обо всех звуках.

Реккк смотрел только вверх, стараясь не обращать внимания на стоны Элеаны. Больше всего в'орнн боялся, что женщина родит прямо в горах, а он не сможет ничем помочь. По подсчетам Реккка, они прошли уже две трети пути к пещере. Отдыхать было некогда — быстро темнело, дождь и не думал стихать. Температура упала градусов на десять.

Реккк двигался очень осторожно. Подъем имел четкий ритм — найти опору для рук, проверить на прочность, поднять себя и Элеану, подтянуть ногу… И затем все снова.

Они почти достигли пещеры, когда над головой появился большой выступ. Вверх ползти стало некуда. Дождь пошел еще сильнее. Реккк промок до нитки, у Элеаны начались судороги. В отчаянии воин смотрел по сторонам, надеясь обойти выступ, но не заметил ни опоры, ни трещины. Деревья же кончились несколько минут назад.

— В Н'Луууру! — выругался в'орнн.

Вдруг Реккк услышал, что его зовет тэй. Отчаянно махая четырьмя крыльями и лавируя в воздушных потоках, птица пыталась сохранить равновесие и высоту. Реккк видел, куда тэй направляется — к неприметному островку скал справа. Температура резко снижалась, дождь постепенно превратился в снег. Реккк прищурился и все-таки в пределах видимости не заметил ничего, похожего на опору. Что же задумал тэй? Резкий порыв ветра чуть не сдул воина со скалы, колючие снежинки царапали лицо. Реккк поскользнулся и, услышав, как застонала Элеана, выругался. Пальцы немели от холода и напряжения.

Тэй позвал в'орнна снова. «В Н'Луууру!» — пробормотал Реккк сквозь зубы и потянулся вправо. Пальцы заскользили по скале, и там, где она сливалась с горой, воин нащупал трещину, которую разглядел тэй благодаря прекрасному зрению и выигрышной точке обзора. Вцепившись в расщелину, Реккк проверил ее на прочность и перенес центр тяжести на правую руку. На секунду он повис в воздухе, а от высоты закружилась голова. Вот ноги нащупали крохотный выступ, и беглецы были спасены.

Остаток пути Реккк позволил тэю вести его, и последние сто метров оказались удивительно легкими. Забравшись на выступ, в'орнн взял Элеану на руки и, не обращая внимания на жуткую боль в перенапряженных мускулах, понес ее в пещеру, где уже ждал тэй. Спрятавшись от снега и ветра, в'орнн бережно положил свою ношу на пол.

Оглядевшись, Реккк не нашел ни сухих веток, ни прутьев. Пришлось довольствоваться горсткой полуистлевших костей, которые воин положил рядом с Элеаной. Вставив самый маленький кусочек кости в окумммон, он мысленно разжег огонь. И из прорези окумммона тут же полыхнуло пламя, от которого занялись кости.

Буря продолжала бушевать, окрасив небо в молочно-белый цвет, у пещеры вырос сугроб. Ветер выл, и тэй яростно махал крыльями, чтобы подсушить перья. Элеана застонала, ее бил озноб. Реккк понял, что с молодой женщиной что-то не так.

— Что с ней? — спросил Реккк тэя. — Неужели начинаются роды?

Тэй запел, и в'орнн услышал голос, который звучал в его собственном мозгу. Голос Нита Сахора.

Ребенок родится в срок, а вот Элеана больна.

— Почему ты раньше не говорил со мной?

Мои враги повсюду, Реккк. И в этом теле я очень слаб и уязвим.

Реккк коснулся лба Элеаны.

— У нее жар!

Дуурская Лихорадка, — проговорил голос Нита Сахора, — лучше ей не станет.

Реккк с удивлением смотрел на птицу, нервно прыгающую то на одной лапке, то на другой.

— Откуда ты знаешь?

Потому что это мы, гэргоны, создали эту болезнь.

— Но зачем? С какой целью?

Так мы одно время пытались бороться с кундалианским Сопротивлением.

Неожиданно Реккк пришел в ярость.

— Ты как-то замешан в создании этой хвори?

Идея принадлежала Ниту Сэттту. Я выступал против и все равно чувствую себя виноватым.

— Значит, ты понимаешь природу этой болезни! — вскричал Реккк. — Сделай что-нибудь!

Сделал бы, если б мог. Говорю же тебе, в этой ипостаси я почти бессилен.

— С твоим окумммоном я сам могу почти все. Скажи, как ей помочь?

Лекарства не существует, мы позаботились об этом.

— В Н'Луууру, если она умрет… — Реккк понял, что дрожит.

Возможно, есть один способ.

— Тогда почему ты молчишь? — заорал Реккк. — В Н’Луууру, к чему гэргонам столько таинственности?

Тебе так только кажется. С другой стороны, Реккк, ты можешь больше, чем тебе кажется. Ты знаешь, что Элевсин Ашера научился верить в Кундалу, ее жителей, их богиню Миину. Мне, Ниту Сахору, пришлось учиться тому же. У тебя самого кундалианская любовница и друзья, которым ты предан.

Держа Элеану на руках, Реккк коснулся губами ее щеки.

— Как все это может помочь Элеане и малышу?

Скажи, ты готов умереть ради них?

— Да, конечно.

Тогда, наверное, это единственный способ. Легенда о самопожертвовании лежит в основе кундалианской веры. Только ценой жизни не-рамахан может наложить заклятие. Другого выхода все равно нет, потому что техномагия гэргонов здесь бессильна. Что же остается, кроме кундалианской магии?

* * *

В густой тени скалы притаился командир взвода Бллед. Он был уверен, что чувствует ровное спокойное дыхание смерти. Не собственной, а тех, кого он преследовал. Стемнело, дождь перешел в густой снег, заглушивший пение птиц, заставивший ветки склониться низко к земле.

Зачерпнув горсть снега, Бллед сунул его в рот. Он не ел уже два дня, с тех самых пор, как оставил свой отряд в лесу, у кундалианской могилы. Желудки разрывались от боли, но, как ни странно, его это радовало. Чувствуя боль, Бллед понимал, что все еще жив. Со своего места, всматриваясь сквозь хлопья снега, он видел отблеск огня, мерцающего в пещере. Странное чувство, которое Бллед испытал, шагая по периметру могилы, его не обмануло. Благодаря внимательности и терпению он напал на след беглецов. Из уважения к почти сверхъестественной способности Хачилара водить погоню за нос командир взвода отослал своих кхагггунов к месту крушения. На самом деле была и другая причина — Блледу хотелось, чтобы вся слава и награда за поимку беглецов достались только ему.

Вокруг бушевала буря, но офицер, казалось, не замечал ни ее, ни собственного одиночества. Воображение рисовало картины битв и разрушения в далеких мирах, где ему довелось побывать. Бллед очень любил вспоминать свой боевой путь и безмерно гордился подвигами. О бесчисленных тускугггун, которыми он походя пользовался, и о собственных детях, никогда им не виденных и не признанных, командир взвода ни разу не вспомнил. Можно было без всякого преувеличения утверждать, что эти дети были для Блледа еще более мертвыми, чем трупы, о которых он то и дело вспоминал. Собственные отпрыски для него просто не существовали.