ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

Офицер ЦРУ отрапортовал об этом в свою штаб-квартиру. Директор ЦРУ Джордж Тенет был недоволен, узнав, что допрос проводил сотрудник ФБР. Он приказал антитеррористической группе ЦРУ отправиться в Таиланд и взять дело в свои руки. «Нас отодвинули в сторону, — сказал Суфан. — Стали применяться жесткие методы» — сначала с пленника сняли одежду и лишили его сна на сорок восемь часов подряд, и «Абу Зубайдах замолчал и перестал говорить». Затем ФБР снова включилось в дело. Пленник сообщил, что он руководил в «Аль-Каиде» снабжением и организовывал поездки, и выдал информацию, которая привела к аресту 8 мая Хосе Падильи — чикагского уличного бандита, который в тюрьме перешел в ислам, имел связь с «Аль-Каидой» в Пакистане и Афганистане и мечтал взорвать в Вашингтоне радиоактивно зараженную бомбу.

ЦРУ вероломно заявило, что арест террориста — это его заслуга, и силой вернуло себе право проводить допросы. Его сотрудники подвергали пленника воздействию шумом, морозили и устраивали ложные похороны заживо. Суфан и Годен заявили свой протест. Офицеры ЦРУ сказали им, что эти методы одобрены в самых высших правительственных кругах США.

Суфан сказал, что свяжется со штаб-квартирой ФБР и доложит, что был свидетелем «обращения, граничившего с пыткой». Он отказался в этом участвовать. Начальник Управления ФБР по борьбе с терроризмом Паскуале Д’Амуро вернул обоих агентов из Таиланда где-то в конце мая. Но он не поднимал этот вопрос с Мюллером по крайней мере еще два месяца. Директор узнал об этом после того, когда черта была перейдена.

1 августа адвокатское бюро министерства юстиции удовлетворило запрос ЦРУ на применение к пленнику меры воздействия, создающей у него ощущение, что он захлебывается водой. Этот метод, равносильный пытке, был предназначен для того, чтобы вытянуть из него признания. В тот же день Джон Ю, ставший уже заместителем министра юстиции Эшкрофта, проинформировал Белый дом о том, что законы о неприменении пыток не относятся к американцам, проводящим допросы. Президент, вице-президент, министр обороны и директор Центрального разведывательного управления санкционировали применение этого метода.

А ФБР — нет. «Мы этого не делаем»[677], — сказал Д’Амуро Мюллеру через несколько недель. Д’Амуро надзирал за расследованием и предъявлением обвинения по делу о взрывах в посольствах США в Восточной Африке. Он знал, что террористы будут разговаривать с представителями ФБР. Он также считал, что пленники скажут что угодно, чтобы остановить пытку, а их выдумки отправят ФБР по ложному следу. И он был убежден, что тайные пытки так или иначе выплывут наружу: агентам ФБР придется давать о них показания в суде. Достоверность их слов и уголовные дела против террористов рухнут, если они будут принимать участие в пытках или попустительствовать им. Он хотел иметь возможность сказать, что руки ФБР чисты.

Оба мужчины понимали, что в один прекрасный день они могут стать участниками своих собственных допросов при свете телевизионных прожекторов в палате конгресса или в зале суда под присягой.

Мюллер снова оказался между властью закона и требованиями секретности. Он был согласен с Д’Амуро в принципе. Но он хранил молчание. Он не стал ничего писать. Спор о том, может ли ФБР одобрять пытки, продолжался.

В августе сотрудники ЦРУ подвергли Абу Зубайдаха пытке водой восемьдесят три раза и неделю или больше держали его без сна. Это не сработало. Очень многое из того, о чем ЦРУ доложило с базы, оказалось ложью. Пленник не был у бен Ладена руководителем боевых операций. Он не был вдохновителем террористов. Сначала он сказал ФБР все, что знал. А потом он сказал ЦРУ то, чего не знал.

«Вы говорили что-то, чтобы они прекратили свои действия, и это что-то на самом деле было неправдой. Это верно?» — спросили у него пять лет спустя на военном суде в Гуантанамо.

«Да, — ответил он. — Они сказали мне: «Извини, мы узнали, что ты не номер третий в «Аль-Каиде», не ее член и даже не боевик»[678].

Пытки продолжались в Афганистане и на Кубе, и агенты ФБР снова были тому свидетелями.

В середине сентября Суфан поговорил с членом «Аль-Каиды» — пленником по имени Рамзи Биналшибх, который — голый — был прикован цепью к полу в темнице ЦРУ на военно-воздушной базе в Баграме вблизи Кабула. Он сказал, что уже начал получать «ценную, имеющую большое практическое значение информацию», когда через 45 минут офицеры ЦРУ велели ему прекратить разговоры. 17 сентября они отправили своего пленника самолетом в другую тюрьму в Марокко, а затем в Польшу. Под сильнейшим давлением он рассказал о заговорах с целью организации авиакатастроф в аэропорту Хитроу и башне Кэнэри-Уорф (административное высотное здание в Лондонском портовом районе. — Пер.). Ему также был поставлен диагноз «шизофреник».

Суфан отправился в Гуантанамо; он был одним из более четырехсот агентов ФБР, которые служили на этой военно-морской базе в течение следующих двух лет. Половина из них докладывала о жестоком обращении с пленниками людей, которые их допрашивали.

Среди пленников, которых допрашивал Суфан, был боевик «Аль-Каиды» по имени Мохаммед аль-Кахтани, схваченный пакистанскими службами, когда тот бежал из Афганистана. ФБР опознало его по отпечаткам пальцев как двадцатого потенциального угонщика самолета, который так и не совершил свой полет: по прибытии в Соединенные Штаты в аэропорт Орландо он, не говоривший по-английски и без обратного билета в кармане, был задержан сотрудниками таможенной и иммиграционной службы, подвергнут операции снятия отпечатков пальцев, сфотографирован и депортирован назад в Дубай незадолго до терактов.

В Гуантанамо Суфан пытался разговорить аль-Кахтани в течение месяца; там пленника поместили в корабельный карцер — холодную камеру, в которой всю ночь горел свет. Но Суфан не смог воздействовать на него словами.

В октябре армейские офицеры потребовали «участия в допросе аль-Кахтани»[679]и «попросили ФБР отойти в сторонку». Они допрашивали его в двадцать четыре приема, держали на цепи и заставляли делать собачьи трюки, раздевали догола и выводили на люди, морозили до понижения температуры тела, обматывали до шеи клейкой лентой, травили собаками и приказывали молиться на идолов.

К 22 октября 2002 года агенты ФБР в Гуантанамо начали вести досье, которое позже они отнесли к категории «Военные преступления».

Электронное сообщение с Кубы, которое разошлось среди руководящих работников Управления по борьбе с терроризмом в ноябре, предупредило их о том, что видели и слышали агенты. «Тем, кто применяет эти методы, могут быть предъявлены обвинения, против них может быть возбуждено уголовное дело, и они могут быть признаны виновными, — сообщил своим коллегам в штаб-квартире Спайк Боуман, начальник отдела ФБР по исполнению закона о национальной безопасности. — Мы не можем контролировать действия военных. Но мы не должны быть замараны в этом, и нам нужно передать как можно больше информации… Мюллеру как можно скорее»[680].