Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев

20 ноября

Совет старейшин народного собрания постановил считать рождественские каникулы с 25/XII по 25/I.

Среди депутатов ропот – не дают денег. «Предпочту любую частную контору, где платят», – возмущенно заявил мне Старковский.

«А разве есть еще такие конторы?» – заметил я по поводу его возмущения. Действительно, с деньгами плохо.

«Слово» неожиданно взяло меня под защиту и крайне резко высказалось против неумных и резких газетных выходок Клепикова и Ко; считает, что ответственность за это падает на патрона Клепикова, то есть на премьера В.Ф. Иванова.

Факт этот обратил на себя внимание – «Слово» в свое время (1920 г.) немало трудилось над моей персоной. Это несомненный показатель новой трещины в правительственных группировках. Там продолжается глухая, упорная борьба.

Беседовал с начальником штаба японских войск генералом Иосимурой. Вопрос касался возвращения захваченных японцами после 4–6 апреля 1920 года военных грузов. Официально, как и следовало ожидать, «нет», а неофициально для целей «гуманности» и по частям – «да». Что же, будем возвращаться для целей гуманности, другого выхода пока нет.

Спросил Иосимуру: «Придаете ли вы значение приезду Блюхера в Дайрен?»

«Никакого», – было коротким ответом.

Конечно, цена этому ответу небольшая. Все же вопрос об эвакуации, видимо, вопрос назревший.

21 ноября

Был на празднике артиллерийского дивизиона в Гнилом углу. Бедно и холодно в давно не ремонтированной казарме. Наряд артиллеристов с винтовками произвел впечатление хороших кадровых солдат. Офицерство, большею частью, кадровое. Эта роскошь только в специальных войсках. Командир дивизиона грузин Бек-Мамедов с добродушным, приветливым лицом и чудесной шевелюрой. Весьма популярен в армии, прекрасный начальник, заботливый хозяин и отличный артиллерист.

Прибыл взвод саперов – у них тоже сегодня праздник их части. Народ видный, дельный, большинство «спецы» из рабочих и мастеровых.

Приехали С. Меркулов и Вержбицкий. Первый без заметных следов утомления его почти единоличным управлением.

Вержбицкий нездоров, прихрамывает, с палочкой, без оружия. Он у себя, почти по-домашнему.

«Главковерх» Н. Меркулов пышет здоровьем и энергией. Воплощение физической силы с крепким ядреным словцом и повадками матерого амурского шкипера, прикрытого модным пальто и дорогой шляпой. С ним неразлучен генерал Молчанов, худоба и бледность которого еще резче оттеняются рядом с плотной фигурой Меркулова. Говорят, что от прежнего демократизма Молчанова не осталось и тени.

С. Меркулов, Вержбицкий – Н. Меркулов, Молчанов – это то, что правит сейчас Приморьем.

Здравицы говорил Молчанов, в корпус которого входили артиллеристы. Слышу: «За здоровье представителя президиума народного собрания и народа…» Протискиваюсь сквозь толпу приглашенных и кланяюсь.

Здесь, в этой войсковой части, все иначе – просто, деловито. Здесь чувствуется идейное руководство. Здесь учитывают революцию и о народе говорят как о хозяине страны.

За завтраком С. Меркулов развивал его любимую тему: «все от помощи Бога». Наша работа здесь, в Приморье – чудо.

Я передал приветствие народного собрания, а потом просто, живыми примерами из жизни и личного опыта двух больших войн, охарактеризовал современную роль артиллерии и необходимость бережного отношения к ее настоящим опытным кадрам.

Хотелось говорить, я чувствовал, что и пожилые, и юные артиллеристы предпочитали эту родную им тему пышному застольному тосту.

«Первый раз слышу представителя народного собрания без политической темы», – слышу сочувственное замечание со стороны соседа генерала С.

Артиллеристы тоже готовятся к братоубийственной войне. Мне жаль их молодых жизней. Они будут драться упорно.

22 ноября

Запрос по поводу усиленной охраны (указ № 49) отклонен всего лишь 32 голосами – это, конечно, очень мало для обеспечения доверия кабинету.

Глухая затяжная борьба с властью чувствуется и в народном собрании. Она утомляет обе стороны.

Председатель народного собрания Андрушкевич сообщил мне, что С. Меркулов готов был к роспуску народного собрания на 4 дня, чтобы провести закон о полевых судах.

Восстал против этого комитет несос-съезда. Вопрос пока на весу.

Последние дни успехи: адмирал Старк разогнал и пленил большевистский флот (суда, уведенные из Владивостока в день переворота 26 мая), настигнутый им в бухте Ольга. Вчера привели последнего беглеца «Лейтенанта Дыдымова».

Газеты пишут об успехах на Сучане и в Анучино.

28 ноября

На Вашингтонскую конференцию правительство командирует Колесникова и Бодиско, без какого-либо участия народного собрания.

Таинственные белые повстанцы теснят красных; видимо, близок захват Имана.

Во Владивосток пришел японский стационер «Ивами», бывший русский «Орел», плененный у Цусимы в 1905 году. После «Хизена» (русский «Ретвизан») это – второе проявление японской неделикатности в отношении русского национального чувства. На борту «Ивами» новый командующий адмирал Текаучи.

Генерала Лебедева выслали за границу. Глудкин еще под арестом.

Генерал Молчанов со штабом и генерал Смолин выехали на север – это в связи с продвижением и успехами белых повстанцев. Для народного собрания все это движение тайна.

30 ноября

В народном собрании в состав фракции Трудовой крестьянской партии (лидеры – полковник Попов и кооператор Славянский) вошел отделившийся от национал-демократов князь Крапоткин.

Сюда же перекочевал и сибирский автономист-областник А.В Сазонов… Эта фракция втягивается в состав вновь формирующегося правительственного большинства, тщетно пытающегося диктовать свою волю в народном собрании. Члены этой фракции связаны с правительством деловыми коммерческими интересами. Они под вывеской Всероссийского крестьянского союза организовали особое коммерческое предприятие, ставшее почти монопольным органом снабжения армии и флота.

Сообщают о взятии повстанцами Имана и о разоружении их, в свою очередь, японцами – отобрали 15 винтовок. Этого «требуют» условия Русско-японского соглашения от 29 апреля 1920 года.

3 декабря

Вечером с удовольствием слушали игру А. Холодно и не особенно уютно у них, и тем не менее как оживляет и бодрит искусство! Меня все время преследовала мысль – возможно ли это наслаждение, дает ли хоть музыка временный душевный покой и отдых в кажущейся кошмарной обстановке советской России? Или, может быть, мы здесь преувеличиваем, не будучи в состоянии заглянуть за создавшуюся мертвую грань, которая отделяет нас от мук, страданий и смерти, преувеличиваем, не видя другого, не видя проблесков новой жизни среди родного народа.