Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант - Сергей Абрамов

– Тогда закончим ваше «Вудвилльское».

– Закончим. А Паскву не жаль?

– Вы сначала возьмите Паскву. И судите. Я далеко не уверен в исходе процесса.

Вспоминаю разговор с Бойлем. Конечно, Пасква станет все отрицать, а защитники у него найдутся. Но наши с Мартином свидетельства будут давить на любых присяжных плюс репутация Пасквы – об этом позаботится Бойль. Нет, мистер Мердок, мы не союзники, и смерть Луи Ренье я вам не прощу.

Однако вслух произношу нечто неопределенное:

– К чему гадать об исходе процесса? Убийцу мы опознаем, а дальше – поглядим.

Мердок улыбается.

– Тогда все впереди, Ано. Покидаю вас с надеждой, что встреча наша была дружеской и перспективной. Ложитесь, у вас еще есть время поспать.

Но поспать опять не удается. Как только уходит Мердок, слышатся шаги, потом тихий скрип двери, и входит Мартин. Он в домашнем халате, подвязанном шнурком с кисточками: похоже, собирался ко сну и что-то ему помешало.

– От тебя только что вышел Мердок, – говорит он. – Сейчас видел его на лестнице. И долго он просидел?

– Час, пожалуй. Я его застал, когда вернулся от Бойля.

– Я почему-то предчувствовал, что он появится. Значит, дуэль уже состоялась?

Я рассказываю.

– Но зачем он к тебе в номер пришел ночью?

– Понравился ему, наверно, – говорю я специально для того, чтобы позлить Мартина. – Я и Корсону Бойлу нравился.

– Не об этом речь, – сердится Мартин. – Ты не думаешь, что хитрит он, еще одну пакость готовит?

– Не думаю. Кажется, он был искренним и достаточно откровенным.

– Меня удивляет, почему так легко он отдал нам Паскву?

– Во-первых, Пасква еще не пойман. И не уличен. Об этом Мердок, между прочим, напомнил. А во-вторых, он не боится наших показаний. Нам придется выдержать напор таких адвокатов… Да ты и сам знаешь.

– Неужели мы проторчим здесь до суда?

Я понимаю Мартина, возвращение домой опять откладывается. Но что же делать? В прошлый раз мы тоже не знали, когда нас вернут. Сейчас мы хотя бы можем утешаться спиралью времени. Пока здесь тянутся месяцы – на Земле проходят часы. Вероятно, и «Жигуленок» мой все еще стоит на обочине дороги от Фароса к Ялте, не рассердив инспектора ГАИ. И дома спокойны: телеграмму из Севастополя я послал. А Мартину и писать некому: никто его в Нью-Йорке не ждет. Пожалуй, это единственное, что нас поддерживает тут.

– Примешь предложение Мердока? – настороженно интересуется Мартин. – Ведь Стил действительно может подать в отставку.

– Мердоку я сказал: подумаем. Еще не время для открытой борьбы. Надо рассчитаться с Пасквой. Есть у меня одна идея.

Мартин не спрашивает, какая. Просто ждет.

– Серебряный вариант, – говорю я. Тугодум этот Мартин: приходится все разжевывать до конца. – Кто-то должен подбросить Бойлю сведения о том, где находится серебро с «Гека Финна». Две тонны серебра – это, мой милый, не кот наплакал.

– А если они уже проданы или перевезены в другое место?

– На бирже до сих пор не зарегистрированы крупные сделки по купле-продаже серебра в слитках. А лучшего места для хранения, чем та лесная хижина, нет.

– Ты сказал «кто-то должен подбросить» Бойлю адреса хранилища. Кого ты имеешь в виду? – спрашивает Мартин.

– Тебя. Анонимно, конечно.

– Интересно. А каким способом?

– Можно по телефону, можно письмом. По телефону опаснее: здесь автоматов нет. Письмо лучше составить из печатных букв, вырезанных из газет. Выберем разные.

– А когда? Сегодня, завтра, через неделю?

– Только после того, как задержат Паскву.

– Какая связь…

– Вернемся к этому разговору после ареста.

Спать уже не придется. День начался.

– Почему у вас красные глаза, Ано? Кутили всю ночь? – спрашивает Стил, аккуратно снимая цилиндр и перчатки.

Я уже успел побриться и позавтракать, в комнате прибрано и проветрено, но ни бритье, ни три чашки кофе за завтраком не могут скрыть следов ночного бдения. К счастью, в этот момент в комнату с радостным криком врывается Минни и бросается мне на шею. Тема разговора меняется.

– Я так рада, так рада, мсье Ано, что дядя взял меня в Город. И вас видеть рада, и мистера Мартина. Кстати, где же он?

Ощущаю нежную холодноватость шелка и тончайших розовых кружев.

– Мартин сейчас в редакции, – поясняю я, поправляя сбившуюся малиновую накидку Минни.

– Вечером вы у нас. Никаких отказов. Расскажете обо всем интересном, что видели в Городе, а то дядя ни о чем не мог вспомнить, кроме политики.

– Скучали за городом, Минни?

– Что вы?! Скучать некогда – на мне хозяйство. Даже на охоту не ездила…

– Тебе пора, Минни, – строго говорит Стил, – экипаж ждет, у тебя масса дел. Не забудь после ателье мод заехать к Принстону и заказать железо для крыши коровника. В моей записке есть еще стекла для веранды и десяток мотков колючей проволоки. Все это пусть они доставят на ферму сами. Ты только закажешь.

Минни, повторив приглашение на вечер, уходит – маленькая хозяйка большого дома, и мы со Стилом остаемся одни. Я достаю из шкафчика бутылку «Эдема». Сенатор предпочитает его всем другим виноградным винам Веррье.

– Что новенького, Ано? – спрашивает Стил.

Я пожимаю плечами. Что может заинтересовать Стила? Моя игра с Мердоком? Стила пока рано вмешивать в нее. Беседы с Уэнделлом? Их еще слишком мало, чтобы извлечь что-то для сенатора. Убийство в «Аполло»? Стил знает о нем из газет и не задает вопросов: гангстерские войны его не интересуют – уголовщина, грязь, макулатура для Бойля. Дружба с Донованом? Слухи о ней все равно до него дойдут, и он сам когда-нибудь спросит об этом…

– Какие же у нас новости? – мямлю я. – Кое о чем я вам писал. Сенат распущен. Правительственный секретариат пока работает. Конечно, весьма условно. Вист дремлет. Секретарь по делам суда и полиции ловит убийц и готовит процессы. Селби пишет историю партии. А Уэнделл, по всей видимости, уже сформировал «теневой кабинет». Состав его мне пока неизвестен.

– Как развертывается кампания?

– Вероятно, как и прежде. Висят плакаты с вашими портретами. Время от времени в зале Дженни-холла проводятся собрания. У «джентльменов» реже, у популистов чаще. Кормят гостей бесплатно, у популистов – с бокалом яблочной водки, у «джентльменов» – с абрикосовой. Церковники раскололись. Католики объединились в собственную ассоциацию, евангелисты создали свою. По-моему, глупо – только распыляют голоса. Студенты до сих пор не могут объединиться: кого тянет к «джентльменам», кого – к трудовикам. Думаю, их голоса так и распределятся на выборах.