Метро 2033: Московские туннели - Сергей Антонов

– Саван! Саван! – шептал он. – Дай я укутаю тебя как следует! Не барахтайся, глупый. В царстве мертвых свои законы. Вход – только в саванах. Это как пропуск…

Брезент облепил лицо, перекрыв доступ кислорода. Еще немного, и Толя не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой – он оказался плотно закутанным в брезентовый саван.

Томский собирался утроить усилия, чтобы освободиться из брезентовой ловушки, но этого не потребовалось. Саван исчез сам собой, а в глаза ударил яркий свет. Не желтый, искусственный свет фонаря, а самый настоящий солнечный.

Анатолий приоткрыл глаза. Безмятежно-синее небо. Легкие, почти прозрачные облака и солнце. Контраст между пропахшим гнилью брезентом и обдувавшим лицо легким ветерком был очень велик. Даже с учетом того, что Томский прекрасно знал: перед ним – очередная иллюзия.

Он встал, осмотрелся. В отличие от неба земля осталась памятником разрушительному смерчу Последней войны. Толика окружали руины. Настолько однообразные, что взгляду не за что было зацепиться. Освещенные солнцем, они не стали выглядеть лучше. Скорее – наоборот. То, что скрывалось в ночи, теперь выпячивалось, усиливая эффект безысходности.

Томский не стал выискивать ориентиры и пытаться обнаружить дорогу. Он вспомнил о том, что на свете существует много способов избавиться от кошмаров. Самый действенные – укрыться одеялом с головой или просто зажмуриться. За неимением одеяла Толик предпочел последнее. Только вот когда он открыл глаза, ничего не изменилось, за исключением, разве что, птицы, грациозно выписывающей в небе круги.

Вот она опустилась ниже. Толик нахмурился. То, что он принимал за птицу, выглядело слишком бесформенным. Не тянуло даже на птеродактиля. Это был… Проклятый кусок брезента! Он пикировал прямо на Толика. С ним опять играли! И Томскому пришлось включиться в эту игру: очень уж не хотелось опять чувствовать прикосновение к лицу савана.

Он бросился бежать к ближайшему, частично уцелевшему зданию. Фасад из красного кирпича. Черный прямоугольник окна. Если он успеет в него влезть, то добраться до него будет не так просто, как на открытом пространстве. Перепрыгнув через очередной завал, Толик вцепился руками в подоконник и перебросил тело внутрь здания. Он ожидал, что упадет на пол, но ошибся. Пола в здании не было – лишь черная яма…

* * *

Томский пришел в себя от удара по щеке. Не оплеухи, не пощечины, а именно удара. Бесцеремонного и безжалостного.

– Вставай! Не могу же я ждать тебя целую вечность!

Толя ничуть не удивился, когда увидел Желтого. Тот сидел на корточках и развлекался тем, что быстро тыкал армейским ножом между растопыренными на рельсе пальцами. На лице Желтого играли багровые сполохи. Томский приподнялся на локтях. Он лежал между рельсов в странном туннеле, один конец которого тонул во мраке, а в другом переливался всеми оттенками красного и оранжевого огонь. Толя сел и смерил Желтого неприязненным взглядом.

– Что дальше?

– А дальше, – Желтый встал, – дальше собери в кулак свою хваленую храбрость. У тебя затряслись поджилки при виде моего маленького бледного друга. Что же будет, если я покажу тебе место, куда попадают все убийцы?

– Ты – плод моего воображения. – Толик тоже встал и приблизился к Желтому вплотную. – Тебя нет, не было и никогда не будет. Все, что собираешься мне показывать, – всего лишь мои собственные фантазии.

– Вот как? – фиолетовые губы изогнулись в ухмылке. – Ты считаешь путешествие по темным уголкам своего сознания безопасной прогулкой? А ведь я могу запереть тебя здесь навечно. Ты окажешься в плену собственной фантазии, а в мире, который считаешь реальным, будешь пускать слюни и выкидывать коленца под дудку святого Витта. Не веришь мне?

Томский промолчал. Наверное, все, кто сходит с ума, начинают со споров со своими иллюзиями. Потом – бац, и клиент созрел. Лучше не испытывать судьбу.

– Сдается мне, мы поняли друг друга, – с торжеством в голосе объявил Желтый. – Ты готов?

Едва Толя кивнул, как с темной стороны туннеля послышался скрип. Появилась дрезина, рычаги ручного привода которой раскачивались без посторонней помощи. Когда эта чертова колесница поравнялась с Желтым, тот легко вскочил на нее и поманил Томского пальцем. Толик запрыгнул на дрезину, и она стремительно понеслась к танцующим в конце туннеля языкам пламени. Всматриваясь в них, Томский забыл о своем спутнике, а когда обернулся к Желтому, тот успел исчезнуть.

Дрезина набирала скорость. Скрип несмазанных колес превратился в протяжный вой. Огонь становился все ближе, Толик ощущал его жар. Пот заливал глаза, в ушах свистел ветер. Влететь в пламя на полном ходу Томскому не улыбалось. Он поискал взглядом рычаг тормоза. Как и ожидалось, дрезина им укомплектована не была. Видно, в мире Желтого тормоза были не в чести. Оставалось одно – прыгать. Но пока Анатолий выбирал удобное место, драгоценное время было упущено. Последним, что увидел Томский перед тем, как закрыл глаза, были раскаленные докрасна рельсы.

И тут дрезина резко остановилась. Под душераздирающий скрежет сила инерции швырнула Анатолия в огонь. Все кончено. Сейчас вспыхнет одежда, а потом пламя доберется до плоти. Вопить было бесполезно, но, готовясь к столкновению с невыносимой болью, Томский все же закричал.

* * *

– Ты чего орешь?

Голос Аршинова. Из языков пламени выплыло лицо прапора.

– Ну, очухался?

Обычный костер. Закопченная кастрюля, источающая аромат горячего грибного чая. Хруст. Это Вездеход переломил о колено сухую доску и швырнул ее в огонь.

– Очухался, я спрашиваю? – повторил свой вопрос Аршинов.

– М-да, – промычал Томский. – Думаю, да.

Хотел опереться руками на пол и сесть, но почувствовал, что не может развести запястья. Они оказались туго стянутыми веревкой. Его связали. Зачем? В руках Аршинова появился штык-нож. Алексей поддел им узел и размотал веревку.

– Чайку налить?

Толик кивнул. Только теперь он увидел, что, кроме Лёхи и Вездехода, у костра сидел еще один человек. Сложив ноги по-турецки, он блаженно щурился и потягивал чай. Широкое, изрытое оспинами лицо. Жидковатые черные волосы до плеч, заметно тронутые сединой. Длинные, свисающие с подбородка усы, тоже седые.

Наряд незнакомца был таким же примечательным, как и его физиономия. Вместо популярных в Метро шнурованных ботинок на ногах были высокие, тщательно начищенные сапоги из яловой кожи. Заправленные в них брюки оказались бежевого цвета. Слишком светлые для Метро, но при этом не очень грязные. Коричневую толстовку с капюшоном украшал рисунок: в верхней части желтого прямоугольника шли три поперечных полоски – зеленого, белого и красного цветов. Вставшая на дыбы лошадь и надпись «Феррари» были черными. Последний штрих – грубо вырезанные из дерева фигурки животных: птица с распростертыми крыльями, бегущий волк и рыбина, изогнувшая хвост. В каждой сделано отверстие, через которое продеты тонкие, явно сплетенные из человеческих волос веревочки. Они крепились к толстовке булавкой. Четвертым брелоком был простой равносторонний треугольник из позеленевшей меди.