Секретарь для дракона. Книга 1 - Евгения Мэйз

— Мам, ну, что ты! — тихо прошептала я, ощутив вырвавшийся из нее судорожный вздох. — Все хорошо, как обычно. Я в порядке.

Она отстранилась от меня, окинув придирчивым взглядом, в котором тут же промелькнула тень, стоило ей увидеть в чем я. Не совсем по-зимнему одета.

— Давай в дом, простудишься!

Начала она с твердой решимостью, я кивнула ей, но смотрела уже на отца. Он так и остался неподвижен, глядя на все эти объятья, и даже слова не вымолвил, не сделал и движения, чтобы приблизиться ко мне.

— Да мам, я сейчас, пара минут погоды не сделают. Иди, пожалуйста, в дом. Сама стоишь налегке.

Она ничего не ответила на это, молча соглашаясь со мной, и так всегда. Она знает, что между мной и отцом туго натянутая нить, ослабить которую удалось лишь в последние десятилетия. Я проследила за матерью, юбка которой исчезла за дверью, а затем повернулась к папе.

Мы остались вдвоем: я смотрю на отца, а он на меня. Как всегда, строгий, несгибаемый, гордый и привыкший к подчинению окружающих. Стоит только ослушаться его, сразу ощутишь всю силу его гнева.

Так когда-то было со мной, стоило мне только поменять один факультет на другой, как отец быстро принял меры: отозвал чеки за будущие годы учебы и лишил содержания. Я, принимая решение о переводе, не верила, что он сможет что-то сделать, не думала, что он решится выставить себя в таком свете. Он! Которому всегда так важно было это общественное мнение. Как будто я не знала собственного отца! Когда и этого ему показалось мало, то он потребовал вернуть те деньги, что потратил на меня и мое содержание на первом курсе и даже выставил счет. Он закручивал гайки, пытался сломать меня, учил уму-разуму таким вот способом. Я должна была сдаться. Только я оказалась его дочерью, со своим упрямством и не менее упертым характером. Я вернула ему все, до последнего экеля, считай, что выучилась в академии своими собственными силами. Иногда не без содрогания вспоминаю то время, кем я только не работала, и это не всегда было связано с магией, хотя она многое упрощала.

— Здравствуй отец, — просто говорю я, прижимая руку к сердцу.

Годы почти не изменили его, так, парочка морщин у глаз появилась, седых прядей не стало больше, два небольших пятнышка на коротко стриженных висках, в неизменной и старомодной военной стрижке. В остальном все также. Светло-серые глаза смотрят прямо и как бы сквозь меня, также скуп на эмоции. Ни улыбки, ни радости. Помню ли я его другим? Моментно. Это было очень давно, в то время, когда все дети вызывают улыбку. Сколько мне тогда было, лет пять-шесть?

— Здравствуй, Вэлианэ.

Я проглатываю комок, подступивший к горлу, второй раз слышу это «здравствуй Вэлианэ» и таким тоном.

— Решила вернуться домой?

— Решила навестить родителей, — поправляю я его, мне не нравится это слово «вернуться».

Я не позволяю себе перевести дух. Почему он просто не может обнять меня, как все? И ведь если я сделаю это, то он оставит меня, а я так и буду стоять с неловко поднятыми руками.

— И что же ты принесла на этот раз?

— Сегодня я без подарков, — говорю я, мечтая, чтобы на этот раз речь шла именно об этом, а не о гипотетическом позоре.

— Я не о тех подарках.

— Отец! — я бессознательно копирую его тон. — Я ничего не натворила, как бы ты этого не ждал. Я пришла домой, как приходила раньше.

— Что у тебя на руке?

Он кивает мне на руки, я поднимаю руку, глядя на рисунок, и жму плечами. Не стал бы он смотреть на них, не скажи ему кто-то обратить на это внимание.

— Рисунок.

— Кто сделал его тебе?

— Один мой знакомый.

Я злюсь на его тон! Как же с ним тяжело, особенно в первые минуты прибывания дома. Он пока не удостоверится, что все порядке, будет гнуть вот такую линию поведения, и ничего с этим не сделать. Только спокойное дружелюбие, которое не всегда мне удается воспроизвести. С близкими и родными всегда тяжело, кто бы и что бы не говорил.

— Кто этот знакомый? Случаем не дракон?

— А если и так?

На его бесстрастном узком лице выделяются желваки, а взгляд становится совсем уж холодным, заметно, как он побледнел. Я делаю вид ничего не подозревающей невинности, а он делает вид, что ничего не знает, и поэтому все еще тактично задает мне вопросы.

— И ты говоришь, что ничего не принесла? Ты хоть знаешь, что это значит?

— Я знаю, что это рисунок кольца и ничего больше.

Я решила умолчать о том, что это колечко пеленгует мое положение в пространстве, прошло пару минут сначала общения, а мне уже тошно от этой родственной встречи, в которой не слышно ни тепла, ни радости.

— И что же тебя связывает с этим драконом?

Я опираюсь о бревно массивного крыльца, пожав плечами. Это будет тяжело, невыносимо, но интересно.

— Я на него работаю.

— Кем же ты у него работаешь, дочь моя? — он мрачнеет прямо на глазах, становясь темнее тучи.

До какого состояния он накрутил себя за это время? И почему все-таки не связался со мной, если считал, что все так плохо?

— Я работаю у него секретарем.

— Иди за мной! — Бросает он мне, разворачивается и, распахивая дверь, исчезает в доме.

Я выдыхаю, поднимаясь, делаю еще один глубокий вздох, бросая взгляд на окружающее меня великолепие зимнего утра, а потом уже иду в дом. На ходу раздеваясь и передавая вещи Веспе, что сует в руки пирожок, от которого вкусно пахнет творогом и ванилью.

— Что случилось-то?

Я жму плечами, передавая ей вещи, надкусываю сдобу и отдаю ее обратно. Никто не пойдет останавливать и укорять его, мама — нет, она всегда слушается его. Она молодец, жена и должна быть такой, стоять рядом, молча подавать болты и стрелы, всегда и во всем поддерживая мужа, даже если он тысячу раз неправ. Но иногда мне очень хочется, чтобы она встала на мою сторону, а этого, к сожалению, еще ни разу происходило. Прав отец, и надо его слушаться. Всегда.

Веспе и Маар подавно не пойдут, они здесь работают, и это для них большая удача, как и для всякого не эльфа попасть на работу к крейви. Не дело это вмешиваться в чужие семейные дела. Они и так знают многое, не всегда стены в доме способны утаить какую-либо тайну, особенно, когда диалог происходит на повышенных тонах.

— Не знаю, сейчас выясним, — я жму напоследок руки матери, что смотрит на меня с тревогой.

Только этого не хватало, чтобы и она стала накручивать себя. Отец стоит за столом, глядя на меня, как я захожу в кабинет.

— Закрой дверь.

Я подчиняюсь, затем лишь иду к креслу с высокой спинкой. Самое неуютное кресло в мире, сколько раз я сидела здесь и пыталась спрятаться от его взгляда. Чем меньше я была, тем больше мне это удавалось.