Петр Первый - Алексей Николаевич Толстой

Петр принял Андрея Денисова в полотняном шатре, – сидел с офицерами у походного стола, все курили трубки, отгоняя дымом комаров. Увидев свежего мужчину в подряснике и скуфье, Петр усмехнулся:

– Здравствуй, Андрей Денисов, что скажешь хорошего? Все ли еще вы двумя перстами от меня оберегаетесь?

Денисов, как ему было указано, сел к столу, не морщась, но лишь у самого носа отмахиваясь от табачного дыма, сказал честно, светло глядя в глаза:

– Милостивый государь, Петр Алексеевич… Начинали мы дело на диком месте, – сходился сюда темный народ, всякие люди. Иных лаской в повиновение приводили, а иных и страхом. Пужали тобой, – прости, было… В большом начинании не без промашки. Было всякое, и такое, что и вспоминать не стоит…

– А теперь что делается? – спросил Петр.

– Теперь, милостивый государь, хозяйство наше стоит прочно. Пашни общей расчищено свыше пятисот десятин да лугов столько же. Коровье стадо – сто двадцать голов. Рыбные ловли и коптильни, кожевни и валяльни. Свое рудное дело. Рудознатцы и кузнецы у нас такие, что и в Туле нет…

Петр Алексеевич уже без усмешки переспрашивал, – в каких местах какие руды? Узнав, что железо – по берегам Онего-озера, и даже близ Повенца есть место, где из пуда руды выплавляют полпуда железа, – задымил трубкой:

– Так чего же вы, беспоповцы, от меня хотите?

Денисов, подумав, ответил:

– Тебе, милостивый государь, для войска нужно железо. Укажи, – поставим, где удобнее, плавильные печи и кузницы. Наше железо – лучше тульского и обойдется дешевле… Акинфий Демидов на Урале считает по полтинничку…

– Врешь, по тридцати пяти копеек…

– Что ж, и мы по тридцати пяти посчитаем. Да ведь Урал далеко, а мы – близко… Тут и медь есть. Строевые мачтовые леса под Повенцом, на Медвежьих горах, – по сорока аршин мачты, звенит дерево-то… Будет Нева твоя, плоты станем гнать в Голландию. Одного боимся – попов с подьячими… Не надо нам их… Прости меня, говорю, как умею… Оставь нас жить своим уставом… Страх-то какой!.. В обители третий день все работу побросали, обрядились в саваны, поют псалмы… Скотина не поена, не кормлена – ревет в хлевах. Пошлешь нам попа с крыжом, с причастием, – все разбегутся – куда глаза глядят… Разве удержишь… Народ все пытаный, ломаный. Уйдут опять в глушь, и дело замрет…

– Чудно, – сказал Петр. – А много у вас народа в обители?

– Пять тысяч работников мужска и женска пола, да престарелые на покое, да младенцы…

– И все до одного вольные?

– От неволи ушли…

– Ну что ж мне с вами делать? Ладно, снимайте саваны… Молитесь двумя перстами, хоть одним, – платите двойной оклад со всего хозяйства…

– Согласны, со всей радостью…

– В Повенец пошлете мастеров – лодочников добрых. Мне нужны карбасы и йолы, судов пятьсот…

– Со всей радостью…

– Ну, выпей мое здоровье, Андрей Денисов. – Петр налил из жестяного штофа водки полную чарку, поднес с наклонением головы. Денисов побледнел. Светлые глаза метнулись. Но – достойно встал. Широко, медленно, прижимая два перста, перекрестился. Принял стопку. (Петр пронзительно глядел на него.) Выпил до капли. Сняв скуфью, вытер ею красные губы.

– Спасибо за милость.

– Закуси дымом.

Петр протянул ему трубку – обмусоленным чубуком вперед. Теперь у Денисова в глазах мелькнула усмешка, – не дрогнув, взял было трубку. Петр отстранил ее.

– А места… (Сказал, будто ничего и не было.) А места, где найдете руду, и земли кругом, сколько потребуется, обмеряйте и ставьте столбы. О сем пишите в Москву – Виниусу. Я ему скажу, чтобы с промыслов и плавильных печей пошлины не брать лет десять… (Денисов поднял брови.) Маловато? Пятнадцать лет не будем брать пошлины. О цене на железо договоримся. Начинайте работать – не мешкая. Понадобятся люди, или еще какая нужда, – пиши Виниусу… Денег не просите… Выпей-ка еще стопку, святой человек…

.. . . . . . . . . . . .

В конце сентября, в непогожие дни, три войска, соединясь на берегах Назии, двинулись к Нотебургу. Древняя крепость стояла на острову посреди Невы, у самого выхода ее из Ладоги. Судам можно было попадать в реку по обоим рукавам мимо крепости не иначе, как саженях в десяти от бастионов, под жерлами пушек.

Войска вышли на мыс перед Нотебургом. Сквозь низко летящие дождевые облака виднелись каменные башни с флюгарками на конусных кровлях. Стены были так высоки и крепки – русские солдаты, рывшие на мысу апроши и редуты для батарей, только вздыхали. Недаром при новгородцах, построивших эту крепость, звалась она Орешек, – легко не раскусишь. Шведы, казалось, долго раздумывали. На стенах не было видно ни души. Хмурыми облаками заволакивались свинцовые кровли. Но вот на круглой башне замка на мачту поползло королевское знамя со львом, – захлестало по ветру. Медным ревом ударила тяжелая пушка, ядро шипя упало в грязь на мысу перед апрошами. Шведы приняли бой.

Правый берег Невы, по ту сторону крепости, был сильно укреплен, со стороны озера попасть туда было трудно из-за болот. Заранее, еще до прихода всего войска к Нотебургу, по левому берегу прорубили просеку от озера через мыс к Неве. Теперь несколько тысяч солдат вытаскивали на канатах ладьи из Ладожского озера, волокли их по просеке и спускали в Неву – ниже крепости. Человек по пятидесяти, ухватясь за концы, тянули, другие поддерживали с бортов, чтобы судно ползло на киле по бревнам. «Еще раз! Еще раз! Берись дружней!» – кричал Петр. Кафтан он бросил, рубашка промокла, на длинной шее, перетянутой скрученным галстуком, вздулись жилы, ноги сбил в щиколотках, попадая между бревен… Хватался за конец, выкатывал глаза: «Разом! Навались!» Люди не ели со вчерашнего дня, в кровь ободрали ладони. Но чертушка, не отступая, кричал, ругался, дрался, тянул… К ночи пятьдесят тяжелых лодок – с помостами для стрелков на носу и корме – удалось переволочь и спустить в Неву. Люди не хотели и ecть, – засыпали где кто повалился, на мокром мху, на кочках.

Барабаны затрещали еще до зари. Прапорщики трясли людей, ставили на ноги. Было приказано – зарядить мушкеты, два патрона (оберегая от дождя) положить за пазуху, по две пули положить за щеку. Солдаты, прикрывая замки полами кафтанов, влезали на помосты качающихся лодок. Била волна. В темноте плыли на веслах через быструю реку на правый берег. Там шумел лес. Солдаты спрыгивали в камыши. Шепотом ругались офицеры, собирая роты.

Ждали. Начала проступать ветреная заря – малиновые полосы сквозь летучий туман. По свинцовой реке подошел весельный бот. Из него выскочили Петр, Меньшиков и Кенигсек. (Саксонский посланник попросился в поход добровольцем и состоял при царе.) «Готовься!» – протяжно закричали голоса. Петр, цепляясь за кусты, взобрался на обрывистый берег. Ветер поднимал полы его короткого кафтана. Он зашагал смутно различимой длинной тенью, – солдаты торопливо шли за ним. По левую его руку – Меньшиков с пистолетами, по правую – Кенигсек. Они вдруг остановились. Первый ряд солдат, продолжая идти, обогнал их. Петр приказал: «Мушкет на караул… Взводи курки… Стрельба плутонгами…» По рядам резко защелкали кремни… Второй ряд прошел вперед, минуя Петра. «Глядеть пред себя! – диким голосом закричал Петр. – Первый плутонг палить!» Ружейными вспышками осветились мотавшиеся одинокие сосенки и невдалеке на равнине за пнями – низкая насыпь шведского шанца. Оттуда тоже стреляли, но неуверенно. «Второй плутонг… Палить!» Второй ряд, так же как и первый, выстрелив, упал на колени… «Третий… Третий! – кричал срывающийся голос. – Багинет пред себя… Бегом…»