Королевство Хатуту - Дмитрий Романовский

На завтра у Поля не было запланированно никаких срочных дел. Можно было встретиться с Адриеной и в тот же вечер попытаться выебать ее. Но это было табу. А просто так встречаться с ней не было смысла. И Поль сказал, что завтра вечером у него важная встреча по поводу предстоящей экспедиции. Еще позвонила тетя Тереза из Ниццы и пожелала удачи в международных переговорах. Вспомнив о капитане, Поль позвонил в Марсель. Этьена Жирадо не было дома, и Поль дозвонился до него только на следующий день.

– Я все знаю из газет, – сказал капитан.

– Вы мне очень помогли, мсье Жирадо, – сказал Поль. – Это вы посоветовали обратиться в ООН. Я вам очень благодарен.

– Все, значит, из-за меня, – с оттенком иронии сказал капитан и добавил: – Включая независимость полинезийского королевства.

– Да, включая, – серьезно подтвердил Поль.

– Каковы ваши дальнейшие планы относительно королевства?

– Я еще не знаю, как там будет.

– Поль, я это знаю еще меньше, и мне небезинтересна ваша дальнейшая судьба.

После паузы Поль сказал:

– Капитан, я еще не знаю, когда я смогу вот так вам позвонить.

– Вот как? – пониженным тоном спросил капитан.

– Да, так, – серьезно ответил Поль. Последовала еще пауза, и капитан сказал:

– Во всяком случае, Поль, желаю вам удачи.

В день отъезда приехала Марго из Версаля, сообщила последнюю новость: Полетт, о которой она рассказывала, умерла. Вскрытие подтвердило диагноз: атрофия сердечных клапанов. До последнего момента Полетт надеялась на выздоровление. Последними ее словами было: – К весне фасоны шляп должны поменяться. – Когда Марго вошла в ее палату с последним журналом мод, Полетт была мертва. Марго рассказывала об этом спокойно, даже деловито, точными движениями стряхивая пепел сигареты в пепельницу. Непроизвольно щурясь, Поль перевел взгляд на маму. Она тоже курила, и лицо ее тоже было спокойным. Она со всем примирилась, а может быть, делала вид что примирилась. Марго с улыбкой спросила:

– Поль, тебе это все не нравится?

Вместо ответа Поль выхватил у Марго сигарету, затянулся, вернул сигарету, даже не чувствуя при этом горечи дыма. Марго сказала, что не поедет провожать их в аэропорт. Прощатьтся с отъезжающими тяжелее, чем прощаться с остающимися. Поль понял это еще тогда, на Хатуту, когда увидел отъезжающую моторную лодку, и сознание, что белые люди могут больше никогда не вернуться, заставило его броситься в волны и поплыть за лодкой. Упаковав в своей комнате два чемодана, он выпрямился перед портретом отца. Угрызений совести не было. Все это было слишком давно. Было только смутное чувство вины перед папой, посмертно взявшим на себя его преступление. Так он стоял и ждал. И Марго вошла, будто зная, что он ждет. Он сказал:

– А еще я виноват и перед моим папой.

Марго подошла к нему не поднимая головы. Под глазами были тени от ресниц. Он обнял ее за плечи. Она подняла к нему лицо, и тени под глазами исчезли.

– А я все равно люблю тебя, – сказала она, и они коротко поцеловались.

В аэропорту Поль представил маме представителей ООН, с которыми она еще не была знакома. Они сдали свои чемоданы в багаж и вышли в зал ожидания, где отъезжающие прощались с родными и близкими. Бернара провожали двое мужчин и полная женщина, Роже провожали его красивая жена и пятилетняя дочь. Мсье Вольруи провожала большая компания, в которой были официальные лица из министерства. Только, кажется, Поля и его маму никто не провожал. С Пьером и Жаком Поль уже попрощался в Сорбонне и предупредил, чтобы никаких проводов. И еще никто не провожал Дэйвида Фридмана: все его родные и близкие были в Лондоне.

И тут Поль неожиданно встретился взглядом с Виолетт. Она стояла в стороне у стеклянного входного тамбура. На ней было мексиканское пончо и узкие брюки. Это был уже явно богемный стиль одежды. Поль подошел к ней, спросил не очень любезно, однако с улыбкой:

– А ты что здесь делаешь?

– Провожаю вашу экспедицию, – ответила она со свойственной ей циничной улыбкой, и от этого ее верхняя челюсть еще больше выдвинулась вперед.

Поль вспомнил, как Марго сказала: – Она, кажется, в тебя влюблена. – Он сказал:

– Я слышал, ты уже вошла в художественные круги. В «Новостях искусства» даже упомянули твое имя.

– Благодаря вам, мсье Дожер, – сказала она с той же циничной улыбкой. – Меня начали замечать с той выставки, где я выставила ваш портрет. Помните, как вы тогда устроили мне скандал?

– Помню. Это я зря. Ты на меня не сердишься?

– Наоборот. Я обязана вам своим успехом. И еще ваша мать составила мне хорошую протекцию.

– Я слыхал, ты продала мой портрет полинезийскому музею.

– Копию. И еще одну увеличенную авторскую копию я продала в частную коллекцию. Оригинал я оставила у себя. С тех пор пошли и другие мои картины. Я должна быть вам благодарна.

– Это приятно, – серьезно сказал Поль.

– Приятно?

– Приятно, что я хоть одному человеку принес удачу.

– Больше никому? – спросила она, сощурив глаза.

– Больше никому.

Приблизив к нему лицо, она тихо спросила:

– Мсье Дожер, вы не вернетесь?

Такого прямого вопроса ему еще никто не задавал. Мама и Марго избегали этой темы, делали вид, что такой темы вообще не может существовать. И Поль ответил:

– Смотря по обстоятельствам.

– Насколько я вас знаю, вы всегда подчиняли себе обстоятельства.

– А есть такие обстоятельства, которые не подчиняются.

– Мсье Дожер, вы теперь знаете, как попали снимки в порножурнал.

– Знаю.

– Я тоже была у мадам Туанасье, и она рассказала, как украли ее фотопленку. Я тогда сразу пошла в это фотоателье и с глазу на глаз поговорила с хозяином. Он не признался в воровстве, хотя я предложила ему большие деньги. Теперь я это могу: на своих картинах я хорошо зарабатываю. Мне нужен был только один кадр. И тогда я предложила очень большие деньги. И хозяин продал мне этот кадр. Это был последний кадр на пленке. – Поль вспомнил, как тогда, при прощании на палубе он поцеловал Виолетт и при этом увидел направленную на них фотокамеру мадам Туанасье. Виолетт продолжала цинично смотреть ему в глаза. – Мсье Дожер, помните на «Васко да Гама», когда мы прощались, вы меня поцеловали?

– Помню.

– А сейчас?

Тут подошла мама.

– Мадемуазель Пуни, вы пришли нас проводить? – спросила она с улыбкой.

– Да.

– Ваши картины будут выставлены в салоне, не так ли?

– Только две картины. Вы их еще не видели.

– Думаю, я успею вернуться к открытию выставки.

Мама так и сказала: «я успею», а не «мы успеем».