Эпоха рыцарства в истории Англии - Артур Брайант

Он сам проверил свою совесть по этому поводу, сравнивая свою праздную жизнь в качестве капеллана с жизнью крестьянства, среди которого он вырос:

Его поэма выразила ту самую английскую реакцию на разницу между неправильным использованием богатства и незаслуженными лишениями, с ее характерным намерением, нет, не разрушить общество, но восстановить равновесие. Хотя, кажется, его поэму никогда не оценивали как выдающееся сочинение – своеобразная светская цензура того исключительно аристократического времени – ибо это была работа, написанная давно, напечатанная человеком незнатным и без состояния, она получила ошеломляющий успех; сохранилось шестьдесят копий и, поскольку она ходила среди бедных и низших классов, многие другие исчезли. Незамеченные богатыми подобно «Путешествию пилигрима»[487] в более позднее время, его читателями и переписчиками, возможно, были приходские священники – ибо вряд ли этим могли заниматься монахи – и, возможно, именно через них и их проповеди имя этого простого крестьянского героя и его отождествление с распятым Христом стало так широко и хорошо известным. В конце XIV – начале XV веков на нефах приходских церквей южной Англии появилось большое количество рисунков, грубых и, очевидно, выполненных местными умельцами, на которых был изображен Христос – обнаженный, распятый и истекающий кровью, с орудиями плотника – колотушкой, молотком, ножом, топором, клещами, рожком и колесом – расположенными вокруг его головы вместо нимба. Такое изображение «Christ of the Trades» (Христос простолюдинов) можно найти в церквах, находящихся в отдаленных уголках страны, в Пемброкшире и Саффолке. Многие из них, возможно, исчезли во времена Реформации; среди лучше всех сохранившихся можно назвать рисунок в Эмпни Сент Мери в Костволдсе – недалеко от холмистой местности, где Ленгленд увидел силуэт башни Правды – в Хессете в Саффолке и в Стедеме в Суссексе. На первой из них трудящийся Христос находится напротив героя рыцарства Св. Георга, убивающего дракона; на второй – напротив Девы Марии, укрывающей людей под своим плащом[488].

* * *

Существовала глубокая пропасть между терпеливым, подобным Христу ремесленником и крестьянином с настенных картин и из Ленглендовых снов, и злым рабочим, отказывающимся служить своему лорду, проклинающим лендлордов, монахов и юристов и теребящим тетиву своего лука. Было совсем не трудно воспламенить невежественных людей понятием несправедливости, и относилось это совсем не к бескорыстной части человеческой натуры. Сам поэт прекрасно знал об этом:

Он описал работоспособного виллана, требующего даже более высокой платы, который, когда ему отказали,

Парламенту не подчинялись, а «Статут о рабочих и слугах» стал мертвой бумагой благодаря угрюмым вилланам, бездельничавшим в поле или отправлявшимся обозленными бандами в ближайший город, чтобы продать свой труд тем, кто больше за него заплатит. Фразы подобно «держитесь вместе!» или «закончите с пользой то, что уже началось!» переходили из графства в графство, а странствующие агитаторы подстрекали население своими проповедями. «В Англии до тех пор не настанет благоденствие, – провозгласил лишенный духовного сана захудалый священник Джон Болл, – пока все имущество не попадет в общее пользование и пока существуют вилланы и джентльмены. По какому праву те, кого мы называем лордами, стоят выше нас?» «Мы созданы по образу и подобию Божьему, – провозгласил он, – а они обращаются с нами, как со скотами».

Это было время войны и насилия; война всегда порождает насилие. Недовольство рабочих слоев своими угнетателями не ограничивалось пределами Англии. В середине века римская толпа восстала против демагога Риенцо; через десять лет в северной Франции случилась ужасная Жакерия. Где бы люди ни сгонялись вместе в большом количестве, чтобы служить своим господам, которые обеспечивали роскошь богатых, здесь всегда присутствовал дух восстания. В 1378 году угнетенные чесальщики шерсти из Флоренции восстали против купеческих олигархов города, захватили дворец Синьории и посадили там одного из своих членов в качестве гонфалоньера справедливости. Год спустя ткачи Гента и Брюгге и других фламандских текстильных городов восстали и, под руководством ван Артевельде второго, сына старого союзника Эдуарда III, все еще сопротивлялись своему графу и французскому королю.

В Англии беспорядки в основном приняли форму массовых отказов от исполнения своей услуг, особенно в местах, где лордом являлась обезличенная церковная корпорация. В 1378 году, после того как присяжные Хармсуорта в графстве Мидлсекс – собственности Норманского аббатства – проигнорировали управляющего лорда и вынесли ложный вердикт в пользу своих собратьев вилланов, которые лично отсутствовали с прошлого сенокоса, жители деревни сознательно открыли речные шлюзы, чтобы затопить все сено. Образовывались банды освободителей из бежавших крепостных, которые были пойманы и приведены обратно в свои «вилланские насесты», проводились и вооруженные собрания по ночам с целью поджечь лес лорда или поубивать его дичь. Рабочие законы также помогают объяснить страсть и горячность некоторых из этих внезапных взрывов жестокого гнева, часто по исключительно банальному поводу. Англичане не были готовы к тому, чтобы страдать от бесчестия выжиганием клейма на лбу – большой буквы «Л», что означает «Лжец», только потому, что они получали дневной заработок или требовали денег больше, чем это было указано в не отвечающем требованиям времени статуте парламента. Если вернуться к событиям, произошедшим за год до битвы при Пуатье, когда настроения против этой формы классового законодательства были особенно сильными, то тогда крестьяне из деревень вокруг Оксфорда объединились с горожанами в убийственной атаке на университет – затем это стало известным под названием День Св. Схоластика – отличившись жестокостью и злобными криками: «Рушьте, крушите, рвите быстрее, дайте им хорошего пинка!»