Пророк - Фрэнк Перетти

– Пойдемте отсюда, – сказал один из операторов.

– Да, может, он угомонится, если у него не будет аудитории, – согласился другой.

Марделл и операторы тихо ушли.

Теперь вся аудитория Джона состояла из трех мертвых камер и огромной толпы, стоявшей перед его мысленным взором. Он продолжал:

– Хиллари сделала аборт в Женском медицинском центре 19 апреля. Шэннон Дюплиес, близкая подруга, отвезла Хиллари в клинику, а оттуда – домой, в особняк губернатора, где Хиллари и скончалась несколькими часами позже.

Карл выключил телевизор с чувством легкого разочарования.

– Он сказал, что выйдет с сюжетом в семичасовом выпуске тоже. Интересно, что случилось? Мама взяла внука за руку.

– Карл... он делает сюжет. Прямо сейчас. Карл был озадачен, но поверил ей.

– Что ты имеешь в виду?

Мама потянула внука к себе, и он сел рядом.

– Он говорит Истину прямо сейчас. Я не знаю, кто слушает его, но он делает то, что должен сделать. Я знаю.

Холодные черные мониторы в аппаратной молчали. Ни звука. Сузан собирала с пола выкинутые страницы сценария, все еще размышляя над случившимся. Тина яростно разорвала свой экземпляр и швырнула в мусорную корзину.

Пит стоял у окна, выходящего в студию.

– Чем это Джон там занимается? Джон продолжал читать, когда погасли прожектора и студия погрузилась в полумрак.

– Вскоре после присуждения ей стипендии Мемориального фонда Хиллари Слэйтер Шэннон поняла, что стипендия является платой – платой за молчание. После смерти Хиллари Слэйтер Женский медицинский центр продолжал работать, как обычно. Не проводилось никакого следствия по делу о преступной небрежности врачей.

Сузан и Тина тоже подошли к окну.

Пит недоверчиво хихикнул:

– Он делает номер 430, сюжет о Слэйтере. Тина пробормотала:

– Что отец, что сын, два сапога – пара, – и отвернулась. Перейдя к заключительным строкам сценария, Джон стал читать медленнее. Время сейчас не поджимало, и ему никогда больше не представится возможность снова прочитать эти строки:

– Месяц спустя Энни Брювер, выпускница средней школы, также умерла после аборта, произведенного в Женском медицинском центре.

Потом наступила тишина. Никакой рекламы с ее яркими красками, громкой музыкой, новыми автомобилями или запотевшими от холода, аппетитными бутылками пива. Никакой разъяренной толпы, неистовствующей и кричащей вокруг.

Просто тишина. Джон почти слышал, как последние слова все еще отражаются эхом где-то в пустой студии.

Он сказал это. Он сделал сюжет. Он положил страницы сценария на стол осторожно, почтительно, а потом некоторое время сидел неподвижно, поставив локти на стол, подперев подбородок кулаками, просто возвращаясь к нормальному состоянию, к способности думать и чувствовать.

Как тихо! Доводилось ли ему когда-нибудь в жизни слышать такую тишину?

– Баррет, ты страшно эксцентричный тип, ты знаешь это? С противоположной стороны стола стоял Бен Оливер. Как долго он простоял там?

– Привет, Бен.

Бен положил локти на стол напротив кресла Бинга Дингэма. Несколько секунд он просто стоял так и смотрел на Джона изучающим взглядом.

– Значит, Тина выбросила сюжет?

– Он вышел в пятичасовом, но из семичасового она его выбросила.

– Ты не смог конкурировать с носорогом.

– Боюсь, что так.

Бен иронически рассмеялся и витиевато выругался.

– Да, я знаю... Мне следовало бы быть здесь. Но не буду врать, Джон... Я просто решительно не хотел этого. Это означало бы неприятности такого рода, которые мне не нравятся и больше совершенно не нужны. – Он с отвращением фыркнул. – В любом случае, мое присутствие мало что могло изменить. Ты злоупотребляешь своим влиянием здесь, тебя обвиняют в необъективности, ты это знаешь?

– Весьма польщен.

Потом наступило молчание – молчание зловещее. Наконец Джон нарушил его:

– Так что, Бен, мне выходить завтра на работу? Бен на мгновение опустил глаза, а потом поднял взгляд на Джона.

– Ну... Лорен Харрис просмотрел твой контракт с телекомпанией. Там говорится, что мы не можем уволить тебя, но контракт позволяет нам назначить тебя на другую должность.

Джон ожидал этого.

– Э-э... кем? Репортером?

– Да... легкие репортажи. Квартеты парикмахеров, соревнования по поеданию устриц и бегу в мешках, в таком духе. Конечно, это означает меньше рабочих часов. Будешь работать неполный день.

Джон откинулся на спинку кресла и тихо рассмеялся. Подобные предложения делались здесь и раньше – обычно репортерам, которые на следующий день не выходили на работу.

Бен тоже вынужденно рассмеялся. Он понимал, что никого не обманывает.

– Ты же знаешь, как это делается, Джон. Лорен Харрис принуждает тебя уволиться по собственному желанию. Таким образом мы убиваем нашего козла отпущения, и нам не приходится выплачивать ему выходное пособие. Отличный ход!

– Я могу подумать день-два?

– Ну да, конечно!

Еще несколько мгновений печального молчания. Джон собрал страницы сценария.

– Бен...

– Да.

– Вы... вы понимаете, что я сделал сегодня? Вы понимаете, почему я сделал это?

Бен взглянул на Джона проницательными глазами, которые ничего не упускали.

– По той же причине, по какой тебя... переводят на другую должность. Ты плохой гражданин Страны Болтунов, ты больше не веришь в этот вздор. – Он посмотрел на фанерный задник студии с панорамой города, фальшивыми мониторами и сине-зеленым узором. – Думаю... Думаю, Лорен боится, что в один из ближайших дней ты окончательно спятишь и начнешь кричать: «Мы все время лгали вам! Город за моей спиной ненастоящий – он просто нарисован там, вы слышите меня?»

– Мама, а король-то голый... Бен прижал палец к губам.

– Т-с-с-с! Ты хочешь, чтобы нас обоих уволили? Джон невольно рассмеялся. Бен все понял. Бен подошел ближе и опустился в кресло Эли.

– Но позволь мне сказать одну вещь, Джон, – просто на память. Я наблюдал за твоим выступлением сейчас, когда здесь никого больше не было. Ты все сделал хорошо. Собственно говоря, я думаю, это лучшее, что ты делал когда-либо. – В глазах Бена заплясали веселые огоньки. – Ты не уложился в отведенное время почти на тридцать секунд, но ты все сделал хорошо.

– Я верил в то, что говорю. Это была правда.

Бен кивнул. А потом добавил со всей искренностью:

– Джон... ты поступил правильно.

Вилли Феррини только что вернулся в город и с удовольствием смотрел один из рекламных роликов Хирама Слэйтера, сидя перед большим телевизором в заведении Клэнси, когда Хендерсон отозвал его в сторону на пару слов – далеко в сторону, если честно, к самому полицейскому участку.