Белые искры снега - Анна Джейн

Мы разговаривали, и я чувствовала себя как-то совершенно необычно. Нет, мне не казалось, что мы давно знакомы, я не думала, что она – самый прекрасный человек из всех встреченных мною, да и автограф просить не хотелось, как, впрочем, и орать, что я – ее фанат. Я чувствовала легкий, как ветерок от веера, восторг, и настроение мое необъяснимым образом поднималось. Мне нравилось смотреть на Инессу Дейберт, слушать ее, понимать ход ее мыслей, да даже просто находиться рядом. Около нее было спокойно, так же спокойно, как в кроватке зимним поздним вечером, когда ты лежишь под одеялом, напившись горячего какао, с любимой игрушкой под мышкой, а рядышком сидит кто-то взрослый и добрый и читает тебе книжку. За окном, покрытым узорами, метель, ветер завывает грозные песни, ветки стучатся в стекло, но ты знаешь, что находишься в безопасности и в уюте, и рядом тот, кто тебя очень любит. И скоро Новый год и подарки.

Эта безумная ассоциация, промелькнувшая яркой картинкой в моем сознании, покорила меня, как и Инесса Дейберт.

Мы говорили на нейтральные темы, и все это время я старалась не показать, насколько я рада такой неожиданной встрече, во все уши слушала Инессу и старалась поддержать разговор, как могла. Ярослав вел себя на удивление спокойно и рассудительно, и даже один раз обратился ко мне на «вы», являя собой поистине образцово-показательного ученика. Я, впрочем, тоже не отставала и играла роль доброй и чуткой учительницы. Разговор наш, который я, наверное, запомню на всю жизнь, был прерван неожиданным появлением новых действующих лиц.

– Инесса, милая, ты здесь? А я тебя ищу, – услышала я позади себя вдруг еще знакомый женский голос – уверенный и четкий, как у Дейберт, но с высокомерными нотками. Когда женщина, которой принадлежал этот голос, обращалась ко мне, он был куда более грубым и неприятным, с презрительными нотками, словно я была какой-то преступницей. Я резко развернулась и поняла, что зря вчера пряталась от Риты в туалете вместе с Зарецким – жена моего отца все равно нашла меня.

– Рита, – с легкой светской улыбкой повернулась к ней Инесса. – Рада тебя видеть.

Да, я оказалась права – это была именно Рита. Она подошла к нам, увидев, по всей видимости, Инессу, но не разглядев, кто стоит рядом с ней за колонной. Конечно же, мачеха узнала меня. Для нее наша встреча стала полной неожиданностью, и она первые несколько секунд явно не могла совладать с собой, глядя, как на восставшее из мертвых чудовище; удивление, злость, все то же знакомое мне отвращение появились в ее насыщенно-карих глазах с чудесным темным вечерним макияжем. Тени на лице, подчеркивающие точеные скулы и лежащие в ямочке на подбородке, черное прямое платье, короткие прямые волосы цвета воронова крыла, непрозрачные камни оттенка цейлонского эбенового дерева в элегантном колье и в серьгах из того же комплекта, темная незримая давящая аура – все это делало Риту в моих глазах Черной Королевой, которую я с детства боялась и ненавидела, ведь там, где есть страх, любви нет места.

Рита раньше смотрела на меня так, как смотрят на вора, укравшего хлеб у сироты, а теперь в ее взгляде появилось что-то еще, помимо этого и помимо жутчайшего удивления. Я не могла расшифровать ее взгляд, но внутри все свело от холода.

«Отвратительно», – услышала я у себя в голове ее голос и резко отвернулась в сторону, кляня себя за малодушие.

– Рита, что-то не так? – удивилась Инесса, глядя на мачеху. Она, женщина проницательная, тотчас поняла, что эта неловкая пауза возникла неспроста и как-то по-новому взглянула на меня, пытаясь определить, чем я вызвала временный ступор у Риты. Та, впрочем, как и все Реутовы, по крайней мере, старшее поколение, быстро сумела взять себя в руки. Я же так и смотрела в пол, и мне казалось, что я сейчас нахожусь не тут, а летаю под потолком, наблюдая всю эту сцену оттуда.

– Нет, все хорошо. Голова немного закружилась, – проговорила Рита. – Хотела кое-что с тобой обсудить. Но вижу, ты занята.

– Я совсем не занята, – отозвалась Дейберт. – Общаюсь с сыном своей давней подруги – кстати, он один из стипендиатов, и его прелестной молодой учительницей. Кстати, Настя, очень рада, что в нашем образовании есть такие педагоги, как вы – еще юные, но с горячими сердцами.

Если бы не присутствие Риты, я бы взлетела на крыльях счастья и, конечно же, сказала бы, что я мечтаю быть журналистом, и что Инесса Дейберт – это образец профессионализма, и что я хочу быть такой же, как и она. Я хочу не просто писать статьи, я хочу заниматься расследованиями, восстанавливать справедливость, помогать людям, говорить правду, ведь правда – это самое главное! И я так трудилась все эти пять лет, чтобы достичь своей цели, и пусть сейчас я занимаюсь еще пока ерундой, оттачивая стиль, учась на своих ошибках, понимая специфику работы, но потом я обязательно стану такой же, как Инесса Дейберт. Но… Но я промолчала. И от несказанных слов вдруг пересохло горло; плохое сравнение, но казалось, что все эти слова превратились в пепел у меня на языке, и ужасно захотелось пить. Я, забыв о том, что учителя не должны пить при своих учениках, осушила почти залпом бокал с уже изрядно выдохшимся шампанским, который все еще был у меня в руке. Стало легче. Вниз, к желудку, заструилось змейкой тепло. Зарецкий удивленно взглянул на меня, но ничего не сказал.

– Поздравляю, – без особых симпатий в голосе произнесла Рита, обратившись к Ярославу, который был недоволен тем, что его беседе с матерью друга помешала какая-то незнакомая высокомерная тетка. Рита же вновь глянула на меня, и уголок ее губ, покрытых рубиновой помадой, чуть дернулся.

– Вы не знакомы? – спросила вдруг Инесса. – Мне показалось или… – Она многозначительно замолчала.

– Мы? – удивленно подняла темную, с резким углом бровь Рита. – Нет, кажется, раньше мы не встречались. Или я ошибаюсь? – она спокойно глядела мне прямо в лицо, ясно давая понять, что мне не стоит признаваться в наших родственных связях, и я тоже смотрела на мачеху, чувствуя, как леденеет каждая вена. Господи, я ведь уже взрослая, взрослая, взрослая! Почему же я так реагирую на нее? Она – никто. Ничего не сможет сделать мне. Чего я боюсь?

– Не ошибаетесь, – сказала я чуть более хриплым, чем обычно голосом и откашлялась. – Я вас не знаю. К сожалению, – добавили сами собой мои губы.

Глаза Риты сверкнули, черные ресницы дрогнули, а пальцы с длинными темными ухоженными ногтями чуть сильнее сжали маленькую кожаную сумочку. Она улыбнулась – очень холодно, и провела ладонью по меху горжетки – единственному белоснежному пятну в ее безупречном образе.

– Хотя сначала вы мне напомнили одну девушку, не скрою, – заявила она спокойным тоном, поняв, что должна усыпить бдительность внезапно заинтересовавшейся нами Инессы. – Первые несколько секунд я даже думала, что вы – это она. Но все же я обозналась. Наверное, из-за головокружения.

– Плохо себя чувствуешь? – участливо осведомилась Инесса, прищурившись, и именно эта фраза дала мне вдруг понять, что никакие они не подруги. Видимо, они общаются, каждая преследуя свои цели. И какие – мне даже знать не хочется. До мачехи мне нет дела. А в Инессе… не желаю разочаровываться. Ненавижу разочаровываться в людях, каждый раз чувствуя себя не просто в дураках, а соучастницей их спектакля, которым они обманули меня.