2666 - Роберто Боланьо

сжал в кулаке рукоять ножа, и замок поддался. Из гостиной шел длинный коридор, ведущий во дворик, подсвеченный лампой в доме соседей. Все валялось в совершенном беспорядке. Он услышал приглушенные шумы из соседнего дома и вздох. И тут же понял — он тут не один. Тут Гарри Маганья пожалел, что при нем нет пистолета. Он заглянул в первую комнату. Приземистый, с широкой спиной чувак тащил из-под кровати какой-то сверток. Кровать была низкая, сверток не вытаскивался. Когда в конце концов у него получилось и он поволок его в коридор, мужик обернулся и посмотрел на Гарри безо всякого удивления. Сверток был замотан в пластик, и Гарри Маганья почувствовал, как тошнота и ярость затопляют его. С мгновение они стояли неподвижно. На приземистом чуваке был черный комбинезон, возможно, униформа какой-то фабрики, и смотрел он сердито и немного пристыженно. Вечно мне за всеми убирать приходится, говорил его взгляд. Это конец, подумал Гарри Маганья, на самом деле он вовсе не здесь, в нескольких минутах езды от центра города, в доме Франсиско Диаса, что значит — ничьем, нет, он за городом, стоит среди пыльных кустов, в халупе с загоном для животных, курятником и дровяной плитой, в пустыне под Санта-Тереса или любой другой пустыне. Потом он услышал, как кто-то закрывает входную дверь, затем послышались шаги из гостиной. И кто-то позвал приземистого чувака. И услышал, как тот ответил: я тут, с нашим приятелем. Ярость его утроилась. Всадить ему нож в грудь! И он бросился к мужику, оглянувшись в отчаянии назад: по коридору двигались две тени, которые он видел в «Рэнд-Чарджере».

Год 1995-й начался с обнаружения, пятого января, еще одной убитой женщины. В этот раз это был скелет, захороненный в неглубокой яме на ферме, которая принадлежала эхидо «Ихос-де-Морелос». Нашедшие его крестьяне не знали, что это женщина. Сначала они подумали, что это кто-то низенького роста. Ни одежды, никаких других вещей при скелете не обнаружили — и оттого не опознали. Крестьяне вызвали полицию, которая соизволила явиться только через шесть часов, сняла показания с каждого, кто принимал участие в обнаружении трупа и еще назадавала вопросов: не пропадал ли недавно какой-нибудь фермер, не было ли драк, не вел ли кто-нибудь себя не так, как обычно, в последнее время. Естественно, двое молодых людей недавно покинули эхидо, но это случалось каждый год — молодежь уезжала в Санта-Тереса, или Ногалес, или Соединенные Штаты. Драки случались, но ничего серьезного. Поведение фермеров постоянно меняется и зависит от сезона, от урожая, от того, сколько скота осталось (а осталось мало), — короче, от экономического положения, как и во всем мире. Судмедэксперт в Санта-Тереса быстро установил, что это скелет женщины. Если учесть, что одежду или ее остатки не нашли в яме, где закопали тело, можно без труда сделать вывод: речь идет об убийстве. Как ее убили? Этого я определить не могу. А когда? Возможно, месяца три назад, хотя с этим последним пунктом я бы не рискнул выносить какие-либо окончательные суждения: трупы могут разлагаться с разной скоростью, так что, если нужна точная дата, лучше переправить кости в Экспертно-анатомический институт в Эрмосильо, а еще лучше — в столицу. Полиция Санта-Тереса выступила с заявлением, где за общими словами скрывалось очевидное желание снять с себя какую-либо ответственность. Убийцей мог оказаться любой водитель, что ехал из Нижней Калифорнии в Чиауа, а убитая — автостопщицей, которую подобрали в Тихуане, убили в Сарике и почему-то захоронили здесь.

Пятнадцатого января нашли еще одну женщину. Звали ее Клаудия Перес Мильян. Тело обнаружили на улице Сауаритос. На покойной был черный свитер, на каждой руке — по два кольца из бижутерии, это помимо обручального. На ней не нашли ни юбки, ни трусов, хотя на ногах остались красные туфли без каблуков из кожзаменителя. Ее изнасиловали и задушили, а тело завернули в белую накидку, словно бы убийца планировал перевезти его в другое место и вдруг решил, — возможно, под влиянием обстоятельств, — выбросить позади мусорного контейнера на улице Сауаритос. Клаудии Перес Мильян был тридцать один год, она жила с мужем и двумя сыновьями на улице Маркесас, недалеко от места, где нашли труп. Когда полиция приехала туда, никто не открыл дверь, хотя изнутри доносились плач и крики. Имея на руках судебный ордер, полиция взломала дверь и в одной из комнат, запертой на ключ, нашла двоих несовершеннолетних — Хуана Апарисьо Переса и его брата Франка Апарисьо Переса. В комнате стояло ведро с питьевой водой, и лежали два пакета с хлебом. Во время допроса в присутствии детского психолога оба показали, что прошлой ночью их запер именно отец, Хуан Апарисьо Регла. Затем они услышали шум и крики, но не могли уточнить, ни кто кричал, ни кто шумел, а потом уснули. А следующим утром дома уже никого не было, и когда они услышали полицейских, то начали кричать. Подозреваемый Хуан Апарисьо Регла являлся владельцем машины, которую также не нашли, из чего следует, что он сбежал на ней после убийства супруги. Клаудия Перес Мильян работала официанткой в кафетерии в центре города. Место работы Хуана Апарисьо Регла не удалось установить: кто-то говорил, что он работает на фабрике, кто-то — что он занимается нелегальной переправкой эмигрантов в Соединенные Штаты. Был мгновенно выдан ордер на розыск и поимку, но люди знающие прекрасно понимали: в город он никогда больше не вернется.

В феврале умерла Мария де ла Лус Ромеро. Ей было четырнадцать, рост — метр пятьдесят восемь, длинные, до пояса, волосы (хотя она собиралась в ближайшее время постричься — так сказала одной из сестер). С недавнего времени Мария работала на фабрике ЭМСА, одной из самых старых в Санта-Тереса: та находилась не в индустриальном парке, а стояла прямо посередине района Ла-Пресьяда — пирамида цвета дыни с алтарем для жертвоприношений, спрятанным за трубами и двумя огромными воротами, куда входили рабочие и въезжали грузовики. Мария де ла Лус Ромеро вышла в семь вечера из своего дома в компании нескольких подруг. Братьям сказала, что идет потанцевать в «Сонориту», дискотеку для рабочих, располагавшуюся на границе между районом Сан-Дамиан с районом Плата, и поужинает где-то там, в городе. Родителей не было дома, в эту неделю они работали в ночную смену. Мария де ла Лус действительно поужинала вместе с подружками, стоя рядом с фургончиком, что продавал такос и кесадильи на стороне улицы, противоположной от дискотеки. В дискотеку они вошли в восемь вечера и тут же обнаружили множество молодых людей, которых знали: те либо также работали на ЭМСА, либо мелькали на улицах района. Подруга сказала, что Мария да ла