Честь самурая - Эйдзи Есикава

Химэдзи — опорный пункт Хидэёси при вторжении на запад

Западные провинции — земли под властью клана Мори

Итами — крепость Араки Мурасигэ

Такэде Кацуёри шел тридцать первый год. Ростом он был повыше, чем его покойный отец, Такэда Сингэн, шире в плечах и вообще слыл красивым мужчиной.

Шел третий год после смерти Сингэна, в четвертом месяце кончался период траура.

В своем предсмертном послании Сингэн повелел: «Отложите печаль по мне на три года». Однако ежегодно в день его памяти во всех храмах Каи зажигали лампады и проводили тайную заупокойную службу. А Кацуёри оставлял все неотложные дела, даже военные, и на три дня уединялся в храме Бисямон, где предавался медитации.

Вот и в этот раз лишь на третий день отворил Кацуёри ворота храма и проветрил помещения после службы с воскурением благовоний. Он еще не успел переодеться, когда к нему вошел один из его приближенных по имени Атобэ Оиноскэ.

— Мой господин, прочтите, пожалуйста, это письмо, — сказал он. — Дело не терпит отлагательства.

Кацуёри торопливо распечатал письмо.

— Ага… Из Окадзаки… — В голосе его звучало нетерпение.

Пробежав глазами листок, князь в задумчивости подошел к окну, постоял несколько минут, любуясь безоблачным небом, затем, видимо на что-то решившись, сказал Оиноскэ:

— Напиши ответ: я без промедления выступаю с войском. Нельзя упускать такую возможность. Ее посылает нам само Небо. Но имей в виду, передать послание нужно с надежным человеком.

— Не беспокойтесь, мой господин, я все сделаю как надо.

Не успел Оиноскэ выехать из храма, как Кацуёри призвал самураев к оружию. Всю ночь в крепости царило оживление. Туда-сюда сновали гонцы, по зову своего господина подходили все новые и новые отряды воинов. Едва забрезжил рассвет, а на поле перед крепостными воротами собралось уже тысяч четырнадцать, а то и пятнадцать человек. Однако это было еще не все войско, большинство самураев пока не успели подойти. Прежде чем взошло солнце, сигнальная раковина несколько раз пропела над мирно спящим Кофу, возвещая о выступлении войска Такэды в поход.

Кацуёри этой ночью глаз не сомкнул, но сейчас, одетый в боевые доспехи, выглядел бодрым и энергичным. Вряд ли кто-нибудь, взглянув на этого брызжущего молодым задором полководца, усомнился бы в его блестящем будущем.

За три года, миновавшие со дня смерти его отца, Кацуёри не знал ни дня покоя. Хотя принадлежащие его клану земли были надежно защищены непроходимыми горами и быстрыми реками, правители враждебных провинций, до которых, похоже, дошли слухи о смерти Сингэна, как бы тщательно приверженцы Такэды этого ни скрывали, решили воспользоваться подходящим случаем. Внезапно выступил клан Уэсуги, тут же забыл о добрососедстве клан Ходзё, в любую минуту готовы были нанести удар кланы Ода и Токугава.

Кацуёри с честью выходил из каждого поединка, и для многих стало загадкой — уж не сам ли Сингэн возглавляет войско? Однако помимо бесстрашия, чувства долга и полководческого искусства, унаследованного от великого родителя, природа наделила Такэду еще и дерзким тщеславием. Власти над одной провинцией ему показалось мало.

Войско уже было готово выступить в поход, когда к Кацуёри явился слуга и доложил:

— Мой господин, военачальники Баба и Ямагата просят аудиенции.

И Баба Нобуфуса, и Ямагата Масакагэ в дни правления Сингэна были одними из самых влиятельных вассалов. Услышав об их просьбе, Кацуёри помрачнел.

— А к выступлению они уже готовы? — спросил он с недовольством.

— Да, мой господин.

— Что ж, тогда проси.

Через минуту Баба и Ямагата стояли перед князем, уже догадавшимся, о чем пойдет речь.

— Мой господин, мы не мешкая поспешили в крепость, услышав об общем сборе, — начал разговор Баба. — Но вот что странно: сбор войска объявлен, а военного совета перед этим не провели. Мы лишь по слухам догадываемся, что за кампания предстоит. По нынешним временам опасно пускаться в авантюры.

Ямагата взволнованно подхватил:

— Ваш покойный отец, князь Сингэн, слишком часто осушал горькую чашу поражения, когда ему случалось направить войско на запад. Микава мала, но ее воины умеют постоять за себя ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы на выручку к ним подоспели Ода. А у тех всегда хватает неприятных сюрпризов для нас. Успеем ли мы вовремя вернуться, если необдуманно углубимся во вражескую провинцию?

Сменяя друг друга, военачальники высказали свои возражения. Они были мудрейшими полководцами, познавшими немало и побед, и поражений, потому и усомнились в разумности решений Кацуёри. Более того, в предстоящем походе они видели великую опасность. Кацуёри, правда, уже давно замечал их постоянное недовольство, но на предостережения военачальников предпочитал не обращать внимания, тем более что собственные планы казались ему безупречными.

— Не думайте, будто я бросаюсь в этот поход очертя голову, — сказал он. — Можете осведомиться у Оиноскэ о подробностях предстоящей кампании. Я готов поручиться, что на этот раз мы возьмем и крепость Окадзаки, и крепость Хамамацу. Я намерен показать миру, что значит воплотить мечту в жизнь! Но наша стратегия должна остаться тайной, в этом залог успеха. Поэтому я решил не раскрывать войску цели похода до тех пор, пока мы не столкнемся с неприятелем лицом к лицу.

Оба военачальника не поверили своим ушам. Войско выступает в поход, а их мнение по этому поводу никого не интересует. За подробностями их, знаменитых полководцев, отсылают к какому-то выскочке Оиноскэ! Военачальники в недоумении переглянулись. Но и на этот раз их реакция осталась незамеченной.

Военачальник Баба рискнул воззвать к разуму Кацуёри:

— Мы, конечно, внимательно выслушаем все, что позднее соизволит сообщить нам господин Оиноскэ, но неужели мы, опытные военачальники, готовые умереть за вас, недостойны вашего доверия? Может быть, вы хотя бы вкратце поведаете нам о вашем тайном замысле?

— Больше я вам сейчас ничего не скажу, — резко ответил Кацуёри и, пристально посмотрев на удрученных военачальников, мрачно добавил: — Мне понятна и отрадна ваша забота, но я полностью отдаю себе отчет в том, насколько серьезна война, в которую мы сейчас ввяжемся. Да и отступать уже поздно. Сегодня утром я принес торжественную клятву на Михате Татэнаси.

Услышав священное название, военачальники пали ниц и прочли молитву. Михата Татэнаси — так назывались реликвии, издревле почитаемые в клане Такэда. Поклявшийся на них был обязан сдержать слово во что бы то ни стало. А это означало, что дальнейшие возражения бессмысленны. Как раз в это мгновение затрубили в раковину, приказывая войскам перестроиться в походные порядки, и военачальникам волей-неволей пришлось удалиться. Но, охваченные беспокойством, они все же отправились разыскивать Оиноскэ.