Рожденные на улице Мопра - Евгений Васильевич Шишкин

был исторический казус, фарс — плевок в историю России, сделанный Ельциным. Путин был другого замеса. Офицер. Русский. Православный. Самодостаточный. Но не без комплексов. Правда, эти комплексы, как думалось Павлу, Путин выдавал для себя за принципы.

Ни в родном Питере, ни в стольной Москве Путин лидером не был, не был и «центром внимания». Он явно остерегался инициативных крупных фигур. Или, по крайней мере, хотел сперва убедиться в их преданности. Порой он доверял таким пройдохам, что Павлу Ворончихину хотелось открыть глаза Верховному Главнокомандующему. Но Путин не сдавал «своих…» Прощал и прикрывал тех, кто помогал ему в карьере. В этом была его уязвимость. Он, казалось, не понимал, что рядом со слабыми, двуличными фигурами сам мельчает как политик.

Командующий группировкой продолжал докладывать. Путин что-то записывал в блокнот. Когда генерал Грошев мягко посетовал на отстутствие новых видов вооружения, Путин прервал его:

— Появление в войсках новых образцов вооружения сейчас невозможно. Положение в стране — не катастрофа. Но очень тяжелое, — Путин опустил голову. Желваки проступили на его худых скулах, красные пятна выступили на лице. — У нас, куда ни сунься, везде Чечня! — вдруг вспыльчиво сказал Путин, словно командующий группировкой, поминая о дурном техническом состоянии войск, лично попрекал президента за старье, которым вооружены даже лётные наступательные части, не говоря уж о танковых и мотопехотных соединениях.

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, — с разрешения командующего группировкой заговорил генерал внутренних войск Румянцев. — Перевооружение требует времени, средств. Мы это понимаем. Даже средства связи быстро не поменять. Но не понимаем другого. Почему на государственных телевизионных каналах… — Он не стал распространяться: тема навязла в зубах еще с первой чеченской войны. — Нас показывают как оккупантов… Недавно бандиты отрубили головы четырем английским журналистам. Европейцы стали к нам лучше относиться. А наши? Неужели нет честных журналистов, одна шваль?

— В плане информационной войны мы принимаем меры. Но мы не можем контролировать каждого журналиста, — ответил Путин. — Иногда через продажных журналистов мы получаем ценные сведения. Они втираются в доверие к боевикам и делятся информацией с нами… Иногда через них идет слив информации или дезинформация. Закрыть рот всем антиправительственным СМИ невозможно… — Тут в голосе президента появились металлические нотки. — Но и нам надо быстрее кончать с бандитами! Мочить их везде. Даже в сортире! А то мы привыкли сопли жевать…

Путин нервничал. Когда его что-то раздражало, он употреблял жаргонизмы. Это его не красило. Он будто на поле боя размахивал маленьким шилом. Если бы рубил шашкой направо-налево, тогда — другое дело, но он наскакивал с шильцем… Павлу Ворончихину в таких случаях становилось неловко за Верховного. Впрочем, Путин быстро отходил. Мог вспылить, продемонстрировать над кем-то власть. Но потом что-то осмыслить, охлынуть и даже смалодушничать — и все сходило на тормозах…

Путин закрыл блокнот. Совещание подходило к концу. Похоже, президент куда-то спешил. Путин посмотрел на Павла. Павел смотрел на Путина твердо, спокойно и чуть вопросительно.

— Генерал Ворончихин, вы хотели что-то сказать? — спросил Путин, поднимаясь из-за стола.

— Да, — ответил Павел.

— Проводите меня до вертолета с генералом Грошевым.

Командующий группировкой шел слева от Путина, Павел Ворончихин справа. Павлу показалось, что Путину удобнее говорить с человеком, который справа. И часы Путин носил на правой руке, значит, смотреть вправо ему привычнее…

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, — негромко, располагающе заговорил Павел, формальность тут не годилась, — в юности у меня был соперник, даже враг. Он был старше, сильнее, опытнее меня. Он уже посидел в тюрьме и повидал многое. Кличка у него была Мамай.

Путин взглянул на Павла, улыбнулся:

— У наших соседей собака была — Мамай.

— Думаю, мой Мамай был наглее любой собаки, — продолжил Павел. — Однажды я все же схватил деревянный ящик у магазина и огрел Мамая по башке. Он упал. Еще бы раз его ударить — он бы сдох… — Павел сменил тон: — Тяжелейшее время. Но именно сейчас нам надо помнить о ящике. Мы упустили десять, а может, пятнадцать лет. Без этого ящика для Мамая над нами будут издеваться. Никакие экономические показатели не помогут.

— У вас есть конкретные предложения? — спросил Путин.

— Да.

— Напишите мне служебную записку. Считайте, что с вашим командующим это согласовано.

Генерал Грошев усмехнулся:

— Мне известно, что Ворончихин у нас всё стратегию толкает.

Путин пожал им руки, пошагал к вертолету. Его уже встречала охрана. Идти было несколько метров. Он шел, размахивая правой рукой, придерживая левую вдоль туловища, словно нес шпагу. В походке было какое-то недовольство, но и решимость. Недовольство выказывала некоторая сугорбленность и наклон головы, взгляд — под ноги. Но рука правая, размашистая, выказывала решимость… Казалось, Путина кто-то шибко задел, раздразнил, обидел. Но на этот раз он не помилует обидчика. У него теперь — власть. У него старые, но проверенные инструменты единоначалия.

Операция в Чечне шла относительно успешно. Но завидовать Путину не хотелось. Павлу Ворончихину становилось даже жаль Верховного Главнокомандующего, — жаль как школьника, которого у доски пытает учительница, — учительница-то не знает, что этот школьник урока не выучил потому, что прошлым вечером помогал отцу колоть дрова…

Павел Ворончихин задержал после совещания генерала Румянцева.

— Николай Николаевич, я прежде так же думал, как ты. Заткнуть бы глотку журналюгам — и баста. Теперь так не думаю… Политику делают политики. Войну выигрывают или проигрывают военные. Журналисты делают своё: врут, издеваются, славословят, пишут правду. У них служба такая.

— Куда ты клонишь, Пал Василич? — насторожился милицейский генерал.

— Нет ничего проще какую-нибудь мандавошку из газеты, как ты выражаешься, прижать к стенке в подъезде. Она обсикается и закроет рот… Или репортера какого-нибудь по башке хряпнуть, чтоб умолк навсегда… А ты, если храбёр, мафию победи. Воров в законе, казнокрадов… Что? Не получается? Тогда и на журналистов не накатывай! Они свое дело делают. Менее подлое и поганое, чем московские чиновники… Я не только к тебе обращаюсь. Нам, всем людям в форме, говорю.

III

Павел Ворончихин проводил в Моздоке совещание начальников штабов соединений. Его взгляд лег на карту Чечни, побежал по дороге в сторону Шали, ушел на Ведено, споткнулся о Шатой. Несколько дней назад Павел под Шатоем попал в засаду, когда выезжал в артдивизионы, стоявшие у предгорий на юге Чечни. На дороге, которую только что прошли дозорные, откуда ни возьмись вырос отряд боевиков и устроил перекрестный огонь. Взвод охраны на БТР заслонил и увел Павла из-под удара. Возможно, кто-то охотился на него, кто-то передал боевикам, что он поедет этой дорогой, не воспользуется вертолетом.

Павел самолично проверял некоторые огневые рубежи, бывал в полковых штабах, дорабатывал операции «на месте».