Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

Поднимаясь по склону ближайшего к Иерусалиму холма, называвшегося горой Елеонской, они остановились в деревеньке Вифания, где у Иисуса явно имелись последователи.

Возможно, они слышали о его проповедях в Галилее, но в любом случае Мария удивилась, когда оказалось, что в этих краях тоже есть почитатели Иисуса. Их много раз предупреждали относительно того, что они «привлекают внимание властей», но власть на то и власть, чтобы за всем следить, а вот обнаружить единомышленников среди простых людей так далеко от дома — совсем другое дело.

Еще больше Иисус удивил их, сказав Марии и Иуде:

— В следующей деревне на окраине вы увидите привязанного молодого ослика — такого молодого, что на нем еще никто не ездил. Отвяжите его и приведите сюда.

— Ты имеешь в виду, что мы должны… украсть его? — уточнил Иуда.

— Если кто-то спросит вас, скажите: он нужен Господу, который скоро вернет его обратно.

Спорить не стали, поскольку все чувствовали: происходит что-то необычное. Ученики кивнули и отправились выполнять поручение.

Когда они отошли подальше, Иуда уставился на Марию с таким видом, будто хотел что-то сказать. Он долго не решался, мялся, но наконец спросил:

— Ты не хотела бы познакомиться с моим отцом?

— С твоим отцом?

— Ну да. Ты ведь знаешь, он живет близ Иерусалима. Когда у нас появится время, я с удовольствием представлю вас друг другу.

— Но… но… зачем? — Она знала, что Иисус неодобрительно относился к поддерживанию старых связей.

— Песах продлится несколько дней. Хотя предполагается, что мы будем — да мы и будем! — праздновать его в своем кругу, думаю, мне удастся выкроить время повидать родных, которые соберутся в нашем доме.

— Но… ты-то понятно, но с какой стати я, чужая, явлюсь к твоим родным? — спросила Мария, у которой сама эта мысль вызывала неловкость.

Хотя при этом ей очень хотелось хоть одним глазком увидеть, как ее собственная семья собирается в Магдале за праздничным столом.

— Мне хочется верить… я надеюсь… что ты могла бы подумать о возможности войти в мою семью.

«Нет! Нет! Только не это!» — мысленно воскликнула потрясенная этими словами Мария, отвернув лицо от его испытующего взгляда.

— Я думаю, что раз мы единомышленники, ученики одного учителя, которых он считает подходящими друг другу настолько, что поручает им общее задание, то мы можем не только трудиться вместе, но и вообще быть вместе… Как муж и жена.

«Чем я могла поощрить его к подобному предложению? Тогда, ночью, говорила с ним недостаточно твердо?» Вышагивая по тропе и не осмеливаясь поднять на него глаза, Мария отчаянно искала нужные, правильные слова.

— Я… я даже не знаю, что и ответить, — наконец пробормотала она, сказав сущую правду. — Может быть… ты поторопился?

— Нет, это предложение сделано не впопыхах, а вполне обдуманно. Мы знакомы уже целый год, и все это время я присматривался к тебе, восхищался тобой, и теперь я уверен в своих чувствах.

Вот как бывает — ей снова выпало прогуливаться в обществе поклонника. Окрестности по-прежнему выглядели безмятежно, только тогда тропа вела вдоль берега озера, теперь же по пологому склону холма близ Иерусалима. Все было так же и не так! Тогда, прогуливаясь с Иоилем, она была совсем юной и не представляла себе иной жизненной стези, кроме замужества. Теперь же все обстояло иначе.

«Это не для меня, — подумала Мария. — Замужество — это узы, а я предпочитаю быть свободной, а не связанной с чем-то или кем-то, кроме, разумеется, Иисуса. И представить не могу, чтобы я вверила себя… в этом смысле… кому-нибудь другому».

Иисус же ясно дал понять, что к этому не стремится.

На миг Мария вновь ощутила укол боли, которую испытала, когда Иисус отверг ее, после чего между ними волей-неволей возникло некоторое отчуждение. Слишком хорошо понимая, каково это быть отвергнутой, она отчаянно не хотела причинять такую же боль другому.

Они продолжали шагать по тропинке, и Мария, чувствуя, что не может говорить о таких болезненных вещах на ходу, остановилась. Остановился и Иуда.

— Мне кажется, — произнесла она как можно более мягко, — нам следует забыть о таких вещах. Вспомни, что говорил Иисус: «В Царстве Небесном не будет ни женитьбы, ни замужества». И если все идет к концу, который уже близок, мы не должны создавать новые осложнения.

— Осложнения? Ты всерьез считаешь любовь и согласие между мужчиной и женщиной «осложнениями»? Разве двое верующих не представляли бы собой особый, благословенный союз?

Иуда выглядел разгневанным, словно то ли не понимал ее, то ли делал вид, будто не понимает. Видимо, ей следовало говорить проще и понятнее. Но Бог свидетель, как ей не хотелось его ранить!

— Иуда, это невозможно. Я не могу стать твоей женой. Истинная причина в том, что того не позволяют мои собственные чувства. — Чтобы смягчить отказ и позволить ему сохранить лицо, она быстро добавила: — Я ведь совсем недавно овдовела и пока не слишком уверена в своем сердце. Пройдут годы, прежде чем я…

— Я подожду, — торжественно и серьезно сказал он.

— Но мы не можем мыслить таким образом, — указала Мария, — Возможно, ни у нас, ни у мира просто нет будущего.

Явно уязвленный, Иуда отвернулся и возобновил движение. Некоторое время он шел молча, но потом тихим, но решительным голосом заявил:

— Ладно. Забудь об этом. Я тоже постараюсь забыть. Мне стыдно за то, что я это затеял.

— Тебе не должно быть стыдно! — воскликнула Мария, слишком хорошо понимавшая, что он сейчас чувствует. — Мои обстоятельства…

— Я же сказал, забудь! — Теперь его слова прозвучали хрипло и злобно. — Ничего не было! Я ничего не говорил, ты ничего не слышала!

— Хорошо, — согласилась она, несколько удивленная и напуганная столь стремительной переменой. — Не было, значит, не было.

В конце концов, ее такой поворот только радовал — значит, ей не придется опасаться дополнительных сложностей.

Дальше они шли молча. Мария чувствовала себя очень неловко, но через некоторое время Иуда заговорил, словно ничего не случилось. Голос его звучал спокойно, однако, украдкой покосившись на него, Мария приметила тень на челе и насупленные брови.

Добравшись наконец до окраины деревни, они действительно увидели привязанного к изгороди молодого белого ослика. Иуда отвязал его и, когда случившийся рядом мальчонка спросил, что он делает, рявкнул, чтобы тот не вмешивался, помянув при этом Господа.

Спорить с ним мальчуган не осмелился.

Они повернулись и повели осла в Вифанию. Всю дорогу назад путники молчали, и единственным звуком, нарушавшим тишину, был стук ослиных копыт.

Когда животное доставили к Иисусу, тот обрадовался.

— Теперь мы можем отправиться в Иерусалим, — объявил он. — пока только для знакомства. Взглянем на город, а на ночь вернемся сюда.