Затерянный в сорок первом - Вадим Мельнюшкин

Молчит старшина, лишь взглядом сверлит: мол, колись, мил-человек, до самого донышка колись. Все правильно, он сюда не болтать пришел – мою болтовню слушать. Авось и вылезет даже не фактик какой – так, намек на него, шероховатость мелкая. И разговор этот, чувствую, далеко не последний. Будут еще беседы задушевные, и темы для них найдутся – не на одном же немецком языке свет клином сошелся. Много у командира здешнего отряда странностей, хоть и не все видны невооруженным глазом. Но глаз-то у моего визави не просто вооружен – глаз-алмаз, что «увидит даже прыщик на теле у слона» (вот черт, опять поговорки какие-то дурацкие в голову лезут). Но до тех пор, пока явная польза от моих действий многократно превышает гипотетический вред, что способен измыслить самый подозрительный ум, разговоры эти так разговорами и останутся. Главное, чтобы у старшины не сложилось впечатления, будто я пытаюсь его обмануть или убедить в чем-то. А поэтому врать и не надо, а говорить лишь правду – о том, что спрашивают. А о чем не спрашивают – помалкивать. Вот где вы видели особиста, который заподозрит объект разработки в способности «поглощать» чужие души? Правильно, нигде. Для этого ему надо родиться лет на триста раньше и служить в Святой инквизиции.

Вот и продолжу исповедь в таком ключе: «Что могу знать, не скрываю, в чем могу быть уверен – не сомневаюсь, ну а что ни в какие ворота лезет… Вот вам, товарищ старшина, факты и ешьте их с кашей, а я в стороне глазами похлопаю, потому как сомневаюсь». Эх, как бы не переиграть!

– Приходилось ли вам слышать истории о том, как люди после травмы, повлекшей потерю сознания, внезапно обретали знания языков, на которых раньше не говорили? Судя по вашей гримасе – слышали, но не верили. Ведь так?

– Так, товарищ младший лейтенант. А вы? – вернул подачу старшина.

– Мне тоже приходилось… Как-то я прочитал, уж не помню даже где, в раннем детстве еще, вроде как в журнале «Вокруг света», старом, еще с ятями и фитами, историю… Хотя, может, и не там, я в детстве много читал, это уже когда высшее образование пошел получать, не до того стало – зубрежка. Так вот, прочитал я заметку о том, что какой-то вроде бы моряк получил травму, то ли реем каким, то ли гиком по голове его треснуло. Моряк был вроде португалец, а может, испанец, не суть важно, но, очнувшись, он заговорил по-французски, хотя до того знал с десяток фраз. Гипотез у ученых было много – одни говорили, что он мог слышать французскую речь, но не обращать внимания, а мозг все запоминал, а потом бах – и мозаика сложилась. Другие считали, что это память предков сработала – был кто-то из его предков французом, и вот таким образом потомок знания получил. Что-то еще вроде придумывали, но, вы правы – поверить в это было сложно даже подростку. И, тем не менее, был у меня такой случай, – тут я сделал небольшую паузу, хлебнув воды, – я, когда в окружение попал, сначала просто по лесам бегал, как многие. И, похоже, начал потихоньку сходить с ума от собственного бессилия: ни патронов нет, ни осознания ситуации – немцы в десяти шагах о чем-то болтают, а я не понимаю, что они в следующий момент делать собираются. А они порой такое творили… В общем, начала мной овладевать навязчивая мыслишка: «Ну его, этот французский, а вот немецкий язык мне теперь край как нужен. Как угодно: хоть бога с чертом проси, хоть башкой из дуба выколачивай знание этого проклятого языка». По крайней мере, никаких других мыслей из того периода сейчас вспомнить не могу, как в тумане был. Все вдоль дорог шатался и в обрывки немецкой речи вслушивался, пытаясь понять хоть что-нибудь. Но без всякого толка до поры до времени. И вот однажды, я тогда как раз к Жерносекам подходил, голодный был, усталый, не выспавшийся, пер прямо по дороге, да еще и винтовку нес, уже неисправную. Тут немцы и выскочили сзади, я даже звук мотора мотоцикла не расслышал, да что там – даже не помню, как они в меня стреляли. Очухался, башка раскалывается, все кружится, мордой в луже крови валяюсь. Повезло, что пуля вскользь прошла, только оглушила.

– Это оттуда у вас этот шрам на голове?

– Ну да. Встал я и сдуру поперся дальше. А немцы в деревне. Тут такая на меня злость напала – первому я просто шею сломал. До этого даже сил идти почти не было, соплей можно было перешибить, плюс потеря крови, но такого бугая завалил. Перед смертью, он-то думал, что перед моей, еще обругал меня свиньей и говнюком, а я понял, но внимания тогда не обратил. И потом, когда еще двоих убил, понял, что они кричали, но тоже ноль внимания на это. Торкнуло меня уже тогда, когда документы их рассматривал, прекрасно понимая, что написано. Тут-то до меня и дошло – сбылась мечта идиота. Правда, на этом я не остановился и иногда, когда свободный вечер выдастся, беру любой текст подлиннее на немецком языке и читаю почти до потери сознания. А для устных упражнений у меня теперь постоянный учитель есть и, что особо ценно, добровольный – Вальтер всегда рад возможности погутарить на родной мове. Так что теперь я в недлинной беседе с любым немцем за своего сойти могу… Вот, собственно, и все, – добавил я, немного помолчав. – Не знаю: удовлетворит ли вас такой ответ, но другого у меня все равно нет.

По сути своей отмазка была гнилая. И главное, этого вопроса я ждал, он не мог не всплыть, но придумать что-либо удобоваримое так и не смог. Да и чего здесь придумаешь? Так и пришлось закинуть нечто среднее между мистикой и загадками человеческого мозга.

– Я думаю, это не единственный ваш вопрос, старшина, давайте пытайте дальше.

А дальше Зиновьев вытянул на свет целый вопросник, и началось. Судя по задаваемым мне заданиям, чекисты на родине проделали большую работу, опросив, похоже, не один десяток людей. Тут были и просьбы описать школьный класс, до его ремонта в тридцать третьем году, и назвать место работы Дарьи Феоктистовны, нашей соседки по коммуналке, которая из-за своего склочного характера больше чем на два-три месяца на любой работе не задерживалась.

Короче, если бы я был не я, то ни за что не смог бы выпытать у себя настоящего такие подробности о своей жизни, а значит, и дать правильные ответы. Интересно, какие выводы сделают аналитики НКГБ, или как они по-другому называются, из всего этого? Чувак, судя по опросу, настоящий, просвеченный чуть ли не с младенчества, а способности, пусть даже к языкам, а я не удивлюсь, если и еще чего накопали, не соответствуют заданной модели. Станут резать курицу или яйцами удовлетворятся? Будем надеяться на бескровный вариант и дальнейшее плодотворное сотрудничество.

Фу-х, ушел кат проклятый. Мокрый сижу, как будто вагон с донбасским угольком разгрузил, а не языком молол. А ведь когда уходил еще и улыбнулся, глядя на темные пятна, что разошлись широко от моих подмышек. Да и фиг с ним, если он под меня так копает, то, надеюсь, настоящего врага не проворонит.

– Тащ командир, – заглянул сразу же Байстрюк, – Фефер заявился, говорит, срочно поговорить надо.

– Надо – поговорим. Пошли в баню, что-то мне помыться срочно захотелось.

– Так не топили еще, до заката часа два, фашист может еще прилететь.

– Ну, хоть пяток литров воды не самой холодной там найдется – разит, чувствую, от меня, как от борова.

– Воды точно там нет – все котлы уже снегом забили, но я с кухни принесу, у Машульки выпрошу.