Мелодия во мне - Элисон Винн Скотч

– Вы же понимаете! – пускаю я в ход свой самый весомый аргумент. – Не хуже меня знаете, что море журналистов осаждает стены этого госпиталя. И все жаждут поговорить со мной, заполучить от меня хоть какую-то информацию. Я ведь слышу, как они бесконечно звонят на сестринский пост. Наблюдаю, как они все толкутся возле вас, когда вы выходите в эфир. Однако из всех я выбрала вас. Именно вас! Так сделайте мне одолжение! Расскажите мне все, что я должна знать… что я хочу знать. А я, в свою очередь, обещаю вам исключительные права.

– Исключительные права?

– Ну да! Право распоряжаться полученной от меня информацией. Право доступа не только ко мне, но и к моим близким, ко всей истории моей жизни. Иными словами, можете использовать меня по полной для того, чтобы вырваться из столь надоевшей вам Айовы. Из этой дыры, как вы сами говорили.

Он молча проглатывает мои слова, и по выражению его лица я понимаю, что я его сделала. Рыбка заглотила наживку! Да! Он хочет всего того, что я ему только что наобещала! И это его желание гораздо сильнее, чем намерение быть со мной добрым и обходительным. Что ж, такова человеческая натура. Инстинкт самосохранения еще никто не отменял.

– А сейчас расскажите мне вот что! Коль скоро мы с вами заключили договор о сотрудничестве и вы добровольно согласились поучаствовать в операции по освобождению Нелл Слэттери, то для начала просветите меня, почему мы с Питером расстались. Итак, коротко и быстро! Действуйте решительно! Смело срывайте этот пластырь с моей раны.

Какое-то время Джейми пожирает меня глазами, видно, желая удостовериться, что я достаточно сильна физически и говорю совершенно искренне. Кажется, он удовлетворен увиденным.

– Хорошо! Договор так договор! – Он застывает в неподвижной позе на какое-то мгновение, а потом обрушивает на меня очередную новость. – Он вас обманывал!

– Хм! Вот как! – говорю я и принимаюсь разглядывать свои пальцы: израненные кутикулы, изломанные ногти, заросшие кожей лунки. Прислушиваюсь к своему пульсу. Наверное, моя реакция на это известие должна быть более болезненной. Я точно знаю, что она должна быть более нервной. Черт-черт-черт! Так почему же ты не расстраиваешься? Почему не рыдаешь от злости? Почему не поклянешься, что никогда более не заговоришь с этим типом? – И с кем же он мне изменял?

– С какой-то своей коллегой по работе. Если честно, то я не сильно копал в этом направлении. Сама тема меня не очень заинтересовала. – Джейми слегка покачивает головой. – Кстати, я и в своих репортажах ее ни разу не коснулся. Одно могу сказать – он съехал от вас. Точнее, это вы его выставили за дверь. Где-то месяца четыре тому назад.

– Да? Но врач сообщил мне, что на момент авиакатастрофы я была беременна. Срок около восьми недель.

– Вот этих подробностей я не знал! – Лицо Джейми искажает страдальческая гримаса. Снова нормальная, человеческая реакция. – Если вы захотите, я постараюсь навести кое-какие справки… в пределах дозволенного, разумеется! Есть ведь черта, которую я в любом случае не имею права пересекать. Какая трагедия! Какая беда! И это после всего того, что вам довелось пережить!

Мои глаза затуманивают невесть откуда поступившие слезы. Нет, не из-за Питера! Меня растрогало участие Джейми. Впрочем, может, и из-за Питера. И слезы в связи с изменой мужа – это и есть моя естественная реакция на случившееся. Хотя я совершенно не помню, как я отреагировала на эту новость на самом деле. Джейми застывает на месте. Он явно растерян, не знает, как ему вести себя дальше. Я глажу руками щеки и делаю глубокий вдох, стараясь протолкнуть внутрь тот комок, который застрял у меня в горле.

– Для журналиста вы чересчур нравственный человек, – роняю я после короткой паузы и даже пытаюсь изобразить на своем лице некое подобие улыбки.

– Ничего подобного! – Джейми улыбается мне в ответ. – Поверьте мне на слово! Мои коллеги распотрошили беднягу Андерсона по полной программе. Все его прошлое вывернули наизнанку. Кто уже только не засветился в репортажах о нем. Старые подружки со своими откровениями, пассии на одну ночь, тоже честно отработавшие свои пятнадцать минут эфира. Соседи, которые не смогли пробиться со своими сплетнями на первые полосы таких известных изданий, как журнал «Эсквайр». Но в отношении вас подобное поведение кажется мне недостойным. Хотя бы уже потому, что человек вы непубличный. А потому, несмотря на все мои журналистские инстинкты, – Джейми снова слегка откашливается, – мне не хотелось бы давать этой истории ход. Я имею в виду любовную интрижку мужа, вашу беременность и прочее. Все остальное – пожалуйста! Я так и старался поступать в своих репортажах, и информацию в основном собирал именно по этим направлениям.

Я молча откидываюсь на подушки и смотрю в окно. Ярко-синее летнее небо над Айовой. Ни единого облачка! Солнце уже клонится к закату. Совсем скоро на безбрежные поля вокруг ляжет ночная тень. Еще один день отойдет в прошлое. А навстречу ему спешит уже новый. И так день за днем, до бесконечности, и в каждом из них ничего нового для меня. Вместо головы – какая-то бездонная воронка, которую ничем и никогда не заполнишь.

– Из всего того, что вы нарыли обо мне, какое у вас складывается впечатление о моей прошлой жизни? Я была счастлива, по-вашему?

– Ах, Нелл! Ради бога! – Джейми отводит глаза в сторону. – Разве я вправе отвечать на такие вопросы? Наверняка найдутся люди, которые сумеют ответить на этот вопрос лучше меня.

Я закрываю глаза в знак того, что ответ принят. Потому что оба мы прекрасно понимаем и вполне отдаем себе отчет в том, что, к большому сожалению, таких людей рядом со мной сейчас нет.

* * *

Когда я просыпаюсь в очередной раз, за окнами уже темно. Чувствую страшную усталость во всем теле. Такого спада не было уже несколько дней.

– Нелл! – слышу я голос Питера. В углу маячит его фигура.

– Почему ты мне ничего не сказал? – сразу же набрасываюсь я на него и с раздражением закрываю глаза. Одно желание: чтобы он поскорее исчез, растворился в небытии, как и положено бывшему мужу. – Ты должен был! Должен был рассказать мне обо всем сам! – Голос мой звенит, ударяется о стены палаты, заполняет собой все пространство и взрывает царящую в нем тишину.

Конечно, это должен был сделать ты! А если не ты, так Рори! А если не Рори, так моя мать! Сколько же слоев кожуры мне предстоит снять со своей прежней жизни, пока я докопаюсь наконец до истины?

Но ничего такого я вслух не произношу. Не хочу давать волю своему негодованию. К тому же я не уверена, что отныне могу доверять кому-то из них. Да и с какой стати мне им доверять, даже если они примутся уверять меня, что вели себя корректно и были честны по отношению ко мне?

– Сам знаю, что должен был! – Голос Питера дрожит. Но я не чувствую к нему ни капли жалости. Только одно отвращение. Еще не хватало мне после всего, что со мной случилось, упиваться жалостью к бывшему мужу. Или умиляться его эгоизмом. – Пойми же! Мне было велено молчать. Сказали, никаких дополнительных стрессов. Врачи вообще строго-настрого приказали нам никоим образом тебя не расстраивать. Ну вот я и молчал!