Путешествия Тафа - Джордж Мартин

Рика проехала на мотороллере несколько метров вперед и снова оказалась на свету. Но в тот момент, когда она в нерешительности затормозила, свет, который пылал над ней, погас. Серебристая полоса, прочерченная по полу, пульсировала и словно заставляла следовать за ней.

– Ну хорошо, – сказала Рика, – я пойду по предложенному пути. – Она вскочила на свой мотороллер и стала спускаться вниз по коридору; тотчас же свет позади нее погас.

– Он пришел! – взвизгнула Целиза Ваан, когда коридор осветился. Джеффри Лайону показалось, что она подпрыгнула вверх на добрый метр.

Он не сдвинулся с места и недовольно нахмурил лоб. В руках он держал лазерное ружье. Пистолет, стреляющий разрывными иглами, покоился в кобуре на бедре, на другом бедре пристегнут ультразвуковой пистолет. На спине была укреплена плазменная пушка. На правом плече висел пояс с бомбами, которые можно было взрывать мыслью на расстоянии, пояс со световыми гранатами на левом плече, а на поясе пристегнут большой вибронож.

Лайон улыбался в своем золотистом шлеме и слышал, как пульсирует его кровь. Он был готов ко всему. Уже много лет он не чувствовал себя так хорошо: с тех пор, как последний раз видел битву добровольцев Скэгли против Черных Ангелов. К черту всю эту академическую рухлядь! Джеффри Лайон был человеком дела, и сейчас он снова чувствовал себя молодым.

– Тихо, Целиза! – сказал он. – Никого здесь нет, мы одни. Зажегся свет, вот и все.

Целиза Ваан совсем не была в этом уверена. Она тоже была вооружена, но отказалась таскать за собой лазерное ружье, так как оно было слишком тяжелым, как она сказала, и Джеффри Лайон немного побаивался того, что может случиться, если она попытается использовать одну из своих световых гранат.

– Посмотрите-ка, – сказала она и показала вниз. – Что это?

В полу появились две цветные пластиковые полосы. Одна была черной, другая – оранжевой. В данный момент светилась оранжевая.

– Это своего рода автоматический путеуказатель, – пояснил он. – Вот вдоль него мы и пойдем.

– Нет, – возразила Целиза Ваан.

Джеффри Лайон снова недовольно наморщил лоб.

– Послушайте! Я командир, и вы будете делать то, что я вам скажу! Мы должны быть готовы ко всему, что может случиться по дороге. А теперь идите вперед!

– Нет! – заупрямилась Целиза Ваан. – Я устала. Это опасно. Я останусь здесь.

– Категорически приказываю идти дальше, – настаивал на своем Джеффри Лайон.

– Ах, глупости! Вы не имеете права мне приказывать. Я настоящий ученый и вполне самостоятельна, а вы лишь экстраординарный профессор.

– Мы не в Центре, – растерянно возразил Лайон. – Так вы идете или нет?

– Нет, – отрезала она, уселась посреди коридора и скрестила руки.

– Как вам будет угодно. Желаю удачи. – Джеффри Лайон повернулся спиной к Целизе и один двинулся вдоль оранжевой линии.

Хэвиланд Таф оказался в странном месте. Он брел по бесконечным темным и узким коридорам, без плана и без цели, держа в руках вялый труп Грибка и не замечая ничего вокруг. Наконец из одного такого коридора он попал в какую-то странную длинную пещеру. Стены отступили, вокруг была кромешная тьма, и лишь шаги его эхом отражались от далеких стен.

В темноте раздавались какие-то звуки… низкое гудение и еще какой-то громкий звук – будто плеск подземного океана.

Но он ведь не под землей, напомнил себе Хэвиланд Таф. Он был на борту древнего космического корабля по имени «Ковчег», окруженный мерзавцами, и он сам, собственными руками убил Грибка.

Как долго он еще двигался в темноте, Таф не мог сказать. Шаги его отдавались эхом. Пол был ровным и, казалось, тянулся в бесконечность.

Он шел довольно медленно и поэтому не ушибся, наткнувшись на что-то в темноте, но при толчке выронил Грибка. Таф попытался определить на ощупь, на что же он наткнулся, но через ткань перчаток сделать это было трудно.

И в это мгновение зажегся свет.

Освещение было слабым и недостаточным. Свет отбрасывал черные размытые тени по всем направлениям и придавал освещенным местам странное зеленоватое сияние, будто они были покрыты каким-то мерцающим мхом.

Таф осмотрелся.

Это был скорее туннель, чем пещера. Он прошел его насквозь – по меньшей мере километр, как ему казалось. Но ширина туннеля была едва ли сравнима с его длиной, он, должно быть, пронизывал весь корабль вдоль продольной оси. Высоко над головой Тафа висела вуаль из зеленых теней, под ней – гигантское скопление машин: компьютерный терминал, встроенный в стену, странное устройство, какого Таф никогда раньше не видел, рабочие столы с встроенными в них трубопроводами и микроманипуляторами. Но самым важным в этом гигантском гулком туннеле были чаны.

Они находились повсюду. Стояли вдоль стен насколько хватало глаз, и еще несколько свисало с потолка, некоторые чаны были огромны, их полупрозрачные стенки выгнулись так широко, что могли бы вместить «Рог изобилия». И тут же были сосуды размером с человеческую ладонь, их были тысячи: они высились вдоль стен, как пластиковые пчелиные соты. Компьютер и терминал казались рядом с ними совсем незначительными – мелкие детали, которые можно было даже и не заметить.

И только сейчас Хэвиланд Таф смог понять, что булькало и плескалось. Большая часть чанов была пустой. Вокруг них разливалось зеленоватое сияние. Те же, которые были рядом, и два других чана подальше были наполнены цветной жидкостью, она пузырилась, сотрясая какие-то едва видимые тела.

Рассматривая все это, Хэвиланд Таф вдруг почувствовал собственную ничтожность, потом отвернулся от чанов и поднял Грибка. И тут он снова обратил внимание на то, обо что запнулся, – средних размеров чан с выгнутыми прозрачными стенками. Чан был заполнен густой желтоватой жидкостью, в которой змеились красные завитки. Таф услышал слабое бульканье и почувствовал легкую вибрацию, как будто в чане что-то зашевелилось. Он наклонился, всматриваясь, и отшатнулся: из чана на него, покачиваясь, глядел зародыш динозавра, еще нерожденный, но все же уже живой тираннозавр.

Когда он включался в схему, боли не существовало. В схеме у него не было тела. Там он был только мыслями – ничем иным, только чистыми, приятными мыслями и частью неизмеримо могучего и бесконечно большого целого, значительно большего, чем он сам, больше, чем любой другой из их группы. В схеме он был больше, чем человек, больше, чем киборг, больше, чем машина. Он был чем-то богоподобным. Время не имело значения и неслось быстро, как мысль, как переключающие реле, как сигналы, бегущие вдоль нитей сверхпроводника, как вспышки микролазера, ткущие свою невидимую сеть в центральной матрице. В схеме у него были тысячи ушей и тысячи глаз, тысячи рук, которые он сжимал в кулаки и которыми мог ударить, в схеме он мог быть одновременно везде.