Восстание - Дмитрий Павлович Шишкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что до Царёва, то его художественная карьера развивалась стремительно. Дошло до того, что по его, Валериным, показаниям, непутёвому соседу-выпивохе Блажкину были вручены именные часы за спасение утопающего. Благодаря чему Иван Прохорович Блажкин избежал увольнения с работы за регулярные прогулы и опоздания.
А дело было так. Когда блажкинский, намертво въевшийся в него перегар окончательно отвратил от Ивана Прохоровича руководство завода, мастером смены ему был поставлен ультиматум: заявление по собственному желанию или увольнение по статье. Ни того ни другого Прохорычу не хотелось. Кроме как на водку и рыбалку, кое-какие затраты требовались и на семью. Как-никак двое спиногрызов. Работать же бывший некогда неплохим сварщиком Блажкин давно отвык.
Были, конечно, ещё два варианта: уговорить-умаслить мастера, либо идти наёмным работником к кавказцам, заправлявшим на овощебазе. Но весь арсенал уговоров и отмазок для мастера был уже истрачен за предыдущие годы. Кредит доверия иссяк, и Блажкин на мастера уже за это и не злился, хотя поначалу, конечно, искренне желал ему смерти. К кавказцам же наймитом идти ему не позволяла великорусская гордость. Да и не взяли бы алкаша, а если б и взяли, через неделю выгнали бы взашей, да ещё и, не исключено, побить могли.
Пошёл Блажкин, значит, непонятно куда (денег-то на водку не было), потупив взор. И тут навстречу Валерка Царёв. «Что, – говорит, – дядя Ваня, ты такой грустный?». Ну он и рассказал, жаловаться больше некому было. А Валера как раз урок военной подготовки прогулял, и перспективы, учитывая личность военрука, были у него самые нерадостные. Братья в некотором роде по несчастью встретились. А Царёв между тем с пруда шёл, отчего и опоздал в школу, уж очень вода была хороша. Вот его и осенило.
Вернулись они на пруд, в место полюднее. Валера отплыл метров на десять, чтобы дяде Ване сильно не перетруждаться, и давай громко тонуть. Тут как тут – Блажкин, красиво плывёт, кто-то даже сфотографировать успел на свою «Смену».
«Спасителю» достались часы и статья в районной газете, а Царёву – всего-то лёгкий подзатыльник от Васильева, жалко ведь полуутопленника было, как ни крути.
Часы Иван Прохорович потом Валере отдал: человеком он оказался не только благодарным, но и благородным.
После этой истории стал Царёв местной звездой и до самой взрослой жизни как сыр в масле катался. Заказов было завались, благодарность текла рекой. Так и спился уже к десятому классу.
Блажкин вскорости всё же помер с перепою. Васильев стал председателем Совета ветеранов Мегидовки, и боялась его теперь не только вся улица, где жил, и вся школа, где работал, но уже и администрация городка заодно с руководством воинской части, стоявшей рядом.
А карьера Царёва покатилась под гору. Вроде и училище театральное с горем пополам окончил, куда взяли его исключительно из-за «ленинской внешности» (товар штучный, хотя уже ажиотажным спросом и не пользовался). Потом в театр устроился, играл Ленина, как и в школьной самодеятельности, только теперь за деньги. Что ещё нужно? Но во время выступлений случались казусы. И в итоге пара пьяных попыток взобраться на броневик с последующим падением и соответствующими тирадами, слышными в самых дальних уголках зрительного зала, навсегда ему путь в мегидовский очаг искусства закрыла.
Подался в Москву. Слышал от преподавателей в училище театральном, что ленины и сталины возле Кремля купаются в роскоши. Но дело не заладилось: били конкуренты сильно. Так и пошёл по паркам да скверам, понёс, как говорится, искусство в массы. На водку да на съёмную комнату хватало.
***
Прокуроров ласково улыбнулся академику, решив сыграть «доброго следователя».
– Иван Аскольдович, дорогой, ну не надо из крайности в крайность. Вы же учёный, а не генерал, как мы, не надо такой сухости, аргументируйте свои выводы! – и уже замолчал было, но затем, вспомнив, что разговаривает с гражданским, добавил, – пожалуйста!
Только что дувшийся академик оживился, и, бросив мстительный взгляд на директора ФСБ, с готовностью продолжил:
– Мы склонны считать, что это, вероятно, наёмный актер. Чисто психологически если судить, то он ведёт себя излишне театрально, откровенно позирует, подражая известным кинообразам Ильича, подчас гротескным. Кроме того, он постоянно останавливается, поглядывая на кого-то за камерой, как бы ожидая одобрения для продолжения. У него часто во время пауз бегают глаза: он вспоминает текст. Так бывает с теми, кто не сам писал себе речь, но так никогда не происходило с Лениным, по воспоминаниям его современников.
– Постойте, но может быть это просто реакции человека с не до конца восстановленными функциями мозга? – реплику бросил самый молодой из генералов, на вид слегка старше 50-ти, спортивный, с благородной проседью начальник ГРУ Новиков. – Как на сайте этих похитителей написано, с мозгом больше всего проблем было: мало того что он был повреждён после смерти в ходе экспериментов, так ещё и в целом наука не до конца разобралась, как и что там работает.
– Насчёт мозга вообще никто из серьёзных учёных не верит, что это возможно, но давайте я сначала изложу наши доводы, а потом будут дебаты? – удивил всех «придурок» неожиданной жёсткостью.
– Да, Владимир Валентинович, давайте выступать по очереди со своими соображениями, – поддержал академика Прокуроров. – Иван Аскольдович, продолжайте, но только прошу вас, незначительные выводы или гипотезы ваши пока не надо. Давайте чёткие факты.
– Хорошо, к чёрту психологию! – продолжил учёный. – Посмотрите, как он одет. Разве в Мавзолее была с ним, то есть с телом Ленина, эта кепка? А этот бант на груди? Откуда эта одежда покроя начала XX века? Ведь забальзамированное тело Ленина уменьшилось в объемах, и костюм для него сшили отдельно, чтобы он не топорщился, господа. Так что это – не тот костюм! А откуда же он? Ленину с собой, как мумиям фараонов, не клали предметов для загробной жизни.
«Придурок» неожиданно тонко захихикал. Генералы смотрели на него с непроницаемыми лицами, судя по всему, убеждаясь внутренне в верности данного ему прозвища. Иван Аскольдович поперхнулся, продолжил.
– То есть сменную тройку ему никто в гроб не клал. Большевики, конечно, надеялись, что Фёдоровское учение окажется истинным, и человечество победит смерть, но они не ожидали чудесного воскрешения, как у Христа. Они