Всегда говори «всегда» – 2 - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надя! – Ольга привстала, почувствовав вдруг дикое раздражение и необходимость выплеснуть свое горе в крике. – Сергей не мог сменить номер, не сказав мне об этом! И потом… Он позвонил бы на домашний, Надя!
Никогда в жизни она так не кричала – отчаянно, почти срываясь на визг.
– Тихо, тихо… – Надя опустилась на колени, прижала ее к себе, чувствуя, как намокает платье от хлынувших градом Ольгиных слез. – Я когда пришла, ты ж без сознания лежала… – Надя тоже заплакала. Ей так хотелось поверить в то, что ее слова – правда. – Машка на улице играла, Мишка в детской был, а Нина Евгеньевна еще не пришла… Может, Сергей и звонил, Оль, вернее, точно звонил, только трубку никто не взял…
Протянув руку, Надя схватила со стола мобильник.
– А вот мы ему сейчас сами позвоним!
– Нет! Если он не ответит…
Но Надя уже отыскала в контактах Сергея и нажала вызов.
«Абонент вне зоны действия сети», – сообщил вежливый женский голос, и Ольга взвыла от безысходности и растворившейся последней надежды.
– Да живой он, живой! – запричитала Надежда, обнимая ее и ложась рядом с ней на ковер. – Сердцем чувствую, что живой!
– Знаю, что живой, только самолет-то разбился, – рыдала Ольга.
– Может, телевизор включить?
– Нет! Там… список жертв…
– Вот и увидим, что Сережи среди них нет.
– Нет! Нет… пожалуйста, не надо…
А когда ковер в гостиной уже промок от их слез, Ольгин мобильный вдруг зазвонил.
– Это Сережа! – завопила Надежда, взглянув на дисплей.
Ольга отшатнулась от протянутой трубки. Сейчас суровый голос какого-нибудь эмчеэсовца сообщит, что…
– Оль, ты чего, телефон бы тоже разбился! – прочитала ее мысли Надежда и не смогла больше терпеть Ольгину нерешительность, сама ответила: – Слушаю! Нет, это не Оля, это Надя. А она тут рядом… плачет… Сереж, ну какой ты молодец, что опоздал! Гений просто! Оль, ты не представляешь, у него тоже телефон сел, он звонил с мобильника своего зама! И домой тоже звонил!
Убедившись, что это не эмчеэсовец, Ольга выхватила у Нади телефон.
Что ей говорил Барышев, она не слышала, да это было и неважно. Главное – он бы не мог говорить, если бы был в том самолете…
– Оль! А я с ним на «ты»! – потрясла ее за руку Надя.
– С кем?
– Да с Серегой!
Они захохотали, обнялись и, не удержавшись в неустойчивой позе, повалились на пол, где еще пять минут назад рыдали от горя.
– Надь, я сразу поняла, ну не мог Сережа разбиться! – Ольга плакала и смеялась одновременно. – Понимаешь, с ним этот был… ну, самый-самый первый зам. А такие не разбиваются.
Надя озабоченно посмотрела на Ольгу, словно решая, влить в нее еще одну порцию успокоительного или не стоит.
– Понимаешь, у зама этого на мизинце кольцо с бриллиантом, а такие не разбиваются, ну, с кольцами-то!
– Это да, – согласилась Надежда. – Научный факт…
Володя притормозил недалеко от здания аэропорта.
– Все, дальше нельзя, Ольга Михайловна.
Она выскользнула из машины и побежала… Надя еле успела догнать ее.
– Да не беги ты как сумасшедшая! Мало я тебя валерьянкой поила! Надо было снотворное дать!
Самолет прибыл вовремя.
Другой рейс, другой борт, хоть и тот же маршрут: Нижний Новгород – Москва.
– Сережа!
Она кинулась к нему раньше, чем увидела, – по напряжению в воздухе поняла: он рядом.
Барышев сграбастал ее и зацеловал – родной, огромный, живой.
– Ну, все, все! Успокойся! Все хорошо. – Он гладил ее по голове широкой ладонью, и его рука немного дрожала. – Все хорошо.
– Сережа, Сережа, Сережа. – Ольга вцепилась в лацканы его пиджака и снова смеялась, и плакала, и трясла его, Барышева, чтобы убедиться, что это он, что он прилетел, и сграбастал ее, и гладит по голове, и держит ее лицо, и целует губы, глаза, нос, уши, волосы…
Надя не смогла на это смотреть. Всхлипнула, отвернулась и украдкой вытерла слезы ярко-красным шарфом-палантином. Подошел Песков, протянул ей клетчатый свежий платок. Надежда и этим платком утерлась – слез на все хватило.
– Спасибо.
Песков с улыбкой смотрел на нее, будто ждал чего-то большего, чем «спасибо».
– Прям чуть с ума не сошли, – сказала Надя, когда Ольга и Барышев перестали щупать друг друга и целоваться. – Не знаю, как ночь пережили… Поначалу вообще!.. Вспомнить страшно! Да и после, уж как Сергей Леонидыч позвонил… Я ей говорю, ну живой же, живой! А она все колотится!
– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Песков, и Ольга сразу простила ему все – и кольцо это дурацкое, и фальшь в глазах, и даже ночной кошмар.
Пиджак у Сергея был мокрый от Ольгиных слез, и рубашка мокрая, даже галстук мокрый и, наверное, соленый. Сергей не выпускал ее из объятий, а она очень боялась от него оторваться – вдруг проснется? Вдруг окажется на мокром от слез ковре в гостиной и нужно, нужно будет включить телевизор и посмотреть списки погибших. Другими словами, узнать «подробности катастрофы»…
– Ты не представляешь, Сережа, не представляешь, – жарко шептала она ему в подмышку. – Я думала, у меня сердце разорвется… В глазах почернело, ног не чувствую… А в голове только одно: «Ну вот и все! Ну вот и все!»
– Оль, ну хватит реветь, – подергала ее за рукав Надежда. – Вроде все живы-здоровы, чего голосить-то? Ну хоть вы ей скажите, – обратилась она к Пескову. – А то я прям смотреть на это не могу.
– Ольга Михайловна… – Голос у первого зама стал бархатный.
Барышев, взяв жену за плечи, осторожно оторвал ее от своей подмышки, поцеловал в нос.
– Оль, вот ты кому должна спасибо сказать. Игорю! Из-за него мы опоздали на самолет. Я даже наорал на него.
– Я бы назвал это иначе, – усмехнулся Песков. – Он меня чуть не убил.
– Сережа! – Ольга улыбнулась, представив, как он «убивает» Пескова. Наверное, Барышев просто ткнул пальцем в свои часы и чуть громче обычного сказал: «Игорь, мы же опаздываем!» А тот невозмутимо ответил: «Не паникуй! Успеем…»
Господи, кого и как благодарить за то, что Песков такой невозмутимый и нерасторопный – всегда и везде немного опаздывает.
Ольга взяла его за руку и пожала.
– Спасибо. Спасибо вам, Игорь! – никогда еще слово «спасибо» она не произносила так горячо и проникновенно.
Он накрыл ее руку своей – теплой, немного влажной и слишком мягкой для мужской руки, – слегка похлопал, небрежно и успокаивающе.
– Если честно, Ольга Михайловна, этот подвиг мне дался без особого труда. Всего-навсего опоздал в гостиницу на пятнадцать минут!