Краткая история цифровизации - Мартин Буркхардт

Одним из первых проанализированных Форрестером примеров был склад торговца алкоголем. Представим себе магазин алкогольных напитков, куда раз в месяц приезжает фургон с новой партией товара от оптовика. Директор магазина разгружает фургон и передает водителю заказ на следующий месяц, который он составил, опираясь только на оборот магазина за последнее время. Получается, что есть две величины: сколько товара привез оптовик (input) и сколько заказал директор (output). Те же исходные посылки справедливы для оптовика и для покупателей. Новация Форрестера состояла в том, чтобы сделать ожидаемый результат вычислимым в рамках некоторой модели будущего с помощью компьютерной симуляции, что и было реализовано: программист Дик Беннет создал программу, просчитывающую все возможные сценарии развития модели.

По совету своего коллеги по MIT, экс-мэра Бостона, Форрестер вскоре перешел от моделирования небольших предприятий к более глобальным вопросам городского планирования. Анализ урбанистических преобразований в Бостоне подтвердил прекрасное изречение де Местра о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад: выяснилось, что все широко разрекламированные градостроительные инициативы имели сугубо отрицательные последствия. Даже строительство социального жилья приносило его новым обитателям одни неприятности, так как приводило к исчезновению рабочих мест, и возведенные за государственный счет районы превращались в гетто, что еще больше усложняло их жителям устройство на работу. Признавать свои решения ошибочными не хотел никто, поэтому на Форрестера ополчились со всех сторон. Дошло до того, что в его кабинет в Массачусетском технологическом институте однажды ворвался коллега-социолог и заявил, что его не волнует правильность выводов Форрестера, но публиковать такие результаты абсолютно недопустимо. Развиваемая им системная динамика выявила одно болезненное обстоятельство, которое редко учитывается при планировании процессов: человеку трудно удерживать внимание даже на ограниченном числе взаимосвязанных переменных, мысли его начинают путаться до такой степени, что зачастую даже причина и следствие меняются местами. Форрестер писал, как некоторые его студенты, анализируя работу простейшего механизма с обратной связью, наполняющий стакан водой до определенного уровня, приходили к выводу, что стакан просто-таки высасывает жидкость из крана.

Если книга Форрестера «Урбанистическая динамика» уже пользовалась большим успехом, то изданная в 1971 году в малозначительном издательстве «Мировая динамика» вообще стала бестселлером. Сам Форрестер думал, что рассматриваемые им вопросы настолько сложны, что заинтересуют одну-две сотни экономистов, однако внезапно его компьютерные симуляции оказались в центре внимания: Римский клуб выпустил основанный на них отчет «Пределы роста», из которого привыкшее к мысли о неограниченном экономическом росте человечество узнало, что ресурсы нашей планеты конечны. Это положило начало знакомому нам сегодня дискурсу об устойчивом развитии, затмив собой куда более принципиальный вопрос о том, насколько возможно планирование в современном обществе. Невероятный успех системной динамики стал ее главной проблемой: анализ сценариев компьютерных симуляций действительно позволял выявить недостатки принятых решений, однако слишком велико было искушение положить кибернетический разум в основу новой политики технократического толка. Таким образом, критический метод Форрестера повторил судьбу объекта своего исследования – сам стал той болезнью, для лечения которой применялся.

Форрестер осознавал эту проблему. Из опыта работы в совете директоров компании DEC он знал, с каким противодействием сталкивается его метод компьютерных симуляций, а также понимал, что основным злом является переизбыток несистематизированной и неструктурированной информации. С начала семидесятых годов ответственность за принятие решений постепенно перекладывается на компьютерные симуляции, люди теряют способность самостоятельно анализировать реальные проблемы, а финансовые рынки начинают жить в воображаемом мире: возникают хитрые схемы и финансовые пузыри, печатаются необеспеченные денежные знаки, целые предприятия строятся на свиных циклах и так далее.

Но разве это ставит принципы системной динамики под сомнение? Достаточно всего лишь послушать, как лихо Форрестер в свои почти 100 лет в пух и прах разносит экономические модели равновесия, разработанные известными профессорами, чтобы понять, что он борется не с традиционной экономикой, а с глубинными порывами и паттернами человеческого поведения. Системная динамика – это в первую очередь пощечина нашим представлениям о себе. Она позволяет осознать, что нами движет психология, наши общественные структуры иррациональны, а ведем мы себя зачастую как лемминги, хотя и гордимся собственной индивидуальностью.

Суть этого парадокса заключается не в методике, а в том, какие надежды мы возлагаем на дивный новый компьютерный мир – в этот момент мы практически готовы поверить в чудо и, уверившись в абсолютной непогрешимости машины, теряемся в лабиринте собственных желаний. Но если взглянуть на симуляцию как на подробный разбор своих собственных желаний и предположений, то различные сценарии могут оцениваться как возможные и разыгрываться различные исходные состояния мира. Метод компьютерных симуляций не должен потворствовать нашей мании величия, а должен помогать нам очертить границы нашего восприятия. Осознание этого начинается в детстве: восьмилетний ребенок, привыкший, что все вокруг вертится вокруг него, впервые сталкивается с последствиями собственных хаотических решений и в ужасе кричит: «Производительность падает, уже 70 процентов!»

Если попробовать оценить вклад Джея Форрестера в развитие окружающего нас компьютерного мира, быстро становится ясно, что его технические разработки, какими бы прорывными они ни были (и даже система SAGE, проработавшая аж до 1983 года), не могут сравниться по значимости с начатыми им компьютерными симуляциями. Этот сдвиг от материи к независящей от нее обрабатываемой информации мы уже встречали в предыдущей главе о Вэниваре Буше. Если система «Мемекс» была призвана расширить границы знания, то системная динамика Форрестера создавалась для того, чтобы облегчить принятие решений, а также упорядочить анализ собственных представлений и имеющихся данных. Основным ее достижением явилось то, что люди стали воспринимать мир не как равновесную, а как динамическую систему, способную трансформироваться непредсказуемым образом. А раз реальность нельзя наколдовать по мановению волшебной палочки, то люди не могут без компьютерных симуляций – но не потому, что компьютеры умнее или сообразительнее своих пользователей, а потому, что, выстраивая цифровую модель, люди начинают лучше понимать сами себя.

В нашей краткой истории мы уже встречались с самыми разными персонажами, поэтому нас вряд ли что-то может удивить. Это, однако, не повод не задавать вопросы. Например, такой: почему история цифровизации, начавшись в Европе и на Восточном побережье США, вдруг переносит нас в Кремниевую долину? И что забыли здесь Белоснежка с семью гномами? Речь дальше пойдет не столько об отравленных яблоках, сколько о гномах, которые, как мы знаем, все поголовно заняты в горном деле. Любая командная работа влечет за собой оптимизацию и миниатюризацию: глядя на компьютерных монстров древности – «Колосс» или систему контроля воздушного пространства SAGE, – многие задумывались о том, как приручить это огнедышащее и вечно голодное чудовище. Как уменьшить компьютер и при этом заставить его работать еще лучше и стабильнее? Взятый курс на уменьшение, очевидно, увенчался успехом, ведь сегодняшние компьютеры совсем не похожи по своим размерам на готические соборы, и основная заслуга в этом принадлежит дисциплине под названием нанофизика, где слово «нано» образовано от древнегреческого слова «гном». Символично, что тот человек, который внес основной вклад в миниатюризацию компьютеров, не только родился в семье горных инженеров, но еще и перенес нашу историю за семь гор – в долину, которую позже назовут Кремниевой. В Кремниевой долине прошло все детство Уильяма Брэдфорда Шокли (1910–1989). Его родители был золотоискателями, а мать впоследствии стала первой женщиной-начальницей золотого рудника. Мы не знаем, насколько господин Шокли был приятен в личном общении: он остался в истории не как гениальный физик, а скорее как взбалмошный ученый, донор первого в мире банка спермы, любивший рассказывать о всеобщем отупении и считавший чернокожих умственно неполноценными. Но мы все-таки не будем списывать его со счетов, потому что Шокли внес решающий вклад в миниатюризацию компьютера изобретением транзистора, а свою полупроводниковую лабораторию основал в Маунтин-Вью, положив начало Кремниевой долине. Он вернулся сюда с Восточного побережья по очень простой причине: его мать тяжело болела, и он должен был за ней ухаживать. Однако этот переезд еще был и своего рода побегом, потому что всему этому предшествовала история с тремя участниками, которые в той или иной мере совместно изобрели транзистор, но потом заспо рили о размере вклада каждого и переругались.