Ключи от заколдованного замка - Константин Бадигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо за подарок, — сказал император. — Возьмите, — кивнул он.
Кто-то из свиты подхватил и унес парку.
— О чем просите меня, добрые люди? — спросил император. — Говорите, не бойтесь.
Военный губернатор фон дер Пален, стоявший в группе царедворцев, приблизился к императору.
Тойоны встали на колени.
— Заступись, ваше императорское величество, — сказал Никифор Свиньин. — Притесняют нас шелиховские приказчики. Мало платят за бобровые и прочие шкуры, а работать заставляют много.
— Обычная жалоба, ваше величество, — тихо сказал фон дер Пален. — Все хотят поменьше работать, побольше получать. Они получают от шелиховской компании полсотни рублей серебром и больше в год. Наш рязанский крестьянин был бы рад такому заработку.
— Плохо кормят, ваше императорское величество, — напирал Свиньин. — Народу нашего много мрет. Ты бы посадил к нам на острова своего губернатора, пусть бы купцов поприжал. А купец Киселев — тот не в пример лучше против шелиховских-то.
— Велик ли народ ваш?
— Велик. Мы на многих островах живем, ваше императорское величество. Тысячи две будет. Раньше, когда купцов Шелиховых не было, еще больше народу было.
— А едите что?
— Китовый жир для нас первое дело, ваше императорское величество. Будто для русских хлеб. Ну и юколу едим.
— Юколу?
— Вяленая рыба так у нас прозывается.
— А хлеб едите?
— И хлеб едим, когда есть, ваше императорское величество, — однако его и русским не хватает.
— А еще что едите?
— Коренья и травы, рыбу свежую, когда есть.
— А это что? — спросил Павел, показав на стрелу длиной фута в четыре и дощечку, лежавшую у ног Николая Луканина. И дощечка и стрела окрашены в красный цвет.
— Этим мы зверя промышляем, ваше величество.
— Как же вы это делаете?
— Разрешите показать, ваше императорское величество? Пусть вон там, на стене, кто-нибудь шапку свою повесит.
— Повесьте шапку, — приказал император.
Шапку повесили, расстояние шагов пятьдесят.
Николай Луканин поставил стрелу на доску, придерживая ее пальцами левой руки, замахнулся доской и сильным рывком кинул стрелу. Она попала в шляпу, пробила ее и пригвоздила к деревянной панели.
— Великолепно, — сказал Павел.
— Примите в подарок, ваше величество, — поклонился Николай Луканин, подавая Павлу свое оружие. — Стрела сделана из особого крепкого дерева и прослужит долго. А ты уж помоги в нашем деле.
В свите кто-то засмеялся.
Император обернулся и строго посмотрел на приближенных.
— Коммерция — важное дело для государства, — сухо сказал он. — Я прикажу иркутскому губернатору разобраться. Того, кто виноват, пусть накажет… Только бы коммерции не в убыток. А этих, алеутов, одеть по обычаю, дать им по сто рублей. И сапоги дать, пусть носят. Отправить домой на острова за мой счет.
Аудиенция закончилась, адъютанты вывели из приемной алеутов.
Через час Иван Павлович Кутайсов ожидал императора у потайного входа во дворец. У графа была редкая судьба: из пленного турчонка, взятого под Кутаиси, он превратился сначала в царского брадобрея, а затем, сделавшись помощником императора в любовных утехах, получил графское достоинство и высокую придворную должность. Вскоре сын графа Кутайсова женился на сестре Анны Лопухиной, что еще больше укрепило положение Ивана Павловича.
Наконец император вышел, закутанный в орденский плащ, как и Кутайсов, который тоже любил похождения и в этом не отставал от своего господина. Они отправлялись обыкновенно вдвоем, якобы сохраняя инкогнито. Лакей и кучер были одеты в красные ливреи. Было строгое приказание от полиции петербуржцам не узнавать императора.
На набережной Невы стоял дворец княгини Анны Петровны Лопухиной, а по соседству с дворцом дом французской артистки Шевалье, подруги Кутайсова. Император и Кутайсов, оглядываясь по сторонам, как заговорщики, сели в стоявшую у подъезда карету.
В недавнюю поездку в Москву император увидел двадцатитрехлетнюю девицу Анну Петровну Лопухину и влюбился в нее. Анна Петровна была невысока ростом, черноволосая, с превосходными зубами и прелестным ртом. Сложением она похвастаться не могла, не украшал ее и небольшой вздернутый нос. Но император влюбился страстно и был склонен проливать свои милости на всех ее родственников. Как мы знаем, отец — Петр Васильевич Лопухин — был вызван в Петербург и назначен генерал-прокурором Сената, жена его возведена в статс-дамы, а сама Лопухина — в фрейлины.
Путь ко дворцу Лопухиной был недолог. Карета остановилась у незаметной дубовой двери высокого дома. Император выпрыгнул из кареты и быстро открыл дверь своим ключом. Когда он вошел в дом, граф Кутайсов поехал дальше.
Император поднялся по крутой каменной лестнице и открыл еще одну дверь, которая вела в маленькую прихожую, — отсюда был вход в комнаты княгини. Анна Петровна ждала Павла и встретила его радостно.
— Павлушка, милый!
— Аннушка!
Никто бы не узнал раздражительного, требовавшего беспрекословного повиновения и быстро приходящего в ярость императора. Он был нежен и внимателен, старался предупредить каждое ее желание.
Собираясь к Лопухиной, Павел долго одевался, изучал перед зеркалом, как войти, кланяться… В те дни, когда Лопухина была с ним ласкова, Павел был доволен и каждого попадавшего навстречу осыпал милостями. Но зато лучше было не попадаться на глаза государю после неласкового приема Лопухиной.
После первых объятий они сели за накрытый стол.
Когда император налил в бокалы шампанское, Лопухина сказала:
— Сделай для меня милость, Павлушка.
— Какую, моя любимая?
— Награди бедного офицера.
— Как его фамилия?
— Лопухин.
— Не родственник ли он князю Петру Васильевичу?
— Родственник. Двоюродный племянник.
— Его чин? — Лицо императора сделалось важным, строгим.
— Штабс-капитан.
— Жалую его во флигель-адъютанты. Есть ли у него состояние?
— Никакого.
— Дарю пятьсот душ и жалую его в генерал-адъютанты. Ты довольна?
— Благодарю тебя, Павлушка. — И Лопухина поцеловала императора.
Анна Петровна была добра и не способна ни желать, ни делать кому-нибудь злое. Однако она была недалекого ума и не получила должного воспитания. Влияние ее на государя проявлялось только в раздаче милостей. Но сегодня было иначе.