В Магеллании - Жюль Верн

Кау-джер и Карроли направились к небольшому, огороженному участку земли, расположенному у подножия холма. Деревянный забор защищал участок от вторжения многочисленных грызунов. Там, на площади двух-трех акров[98], виднелись грядки с плодородной землей, пригодной для выращивания овощей, капусты, картофеля, особенно много было сельдерея, который как противоцинготное средство очень ценится в высоких широтах, салата, а также азореллы[99], растения с желтыми цветками, похожего на азореллу камеденосную с Мальвинских островов. Корни азореллы заменяют туземцам хлеб, но они, хотя имеют довольно приятный сахаристый вкус, в сущности, малопитательны.

Лорантусы[100]— ярко цветущие деревья — украшали участок, клумбы пестрели голубоватыми и фиолетовыми солончаковыми астрами, желтоватым дороником, кальцеоляриями, стелющимся по земле ракитником. Благодаря усердию Альга на участке царил такой же порядок, как и в доме. Впрочем, отсутствие взрослых длилось не более двух недель. Если не возникнет непредвиденных обстоятельств, Кау-джер намеревался покидать остров только ради охоты и рыбной ловли.

Начинался май — месяц, соответствующий ноябрю в Северном полушарии. Приближалась зима с ее снегами и заморозками. Работы, впрочем, хватит, потому что приближалось время самого успешного лова, или, точнее сказать, охоты на морских волков.

Окончив осмотр огорода, Кау-джер и Карроли направились в пещеру, служившую теперь складом товаров. Здесь хранились шкуры пум, ягуаров, гуанако, вигоней и кожи нанду, а потому пол тут был посыпан слоем мелкого песка, а стены обиты сухими, не пропускающими сырость досками.

Эта пушнина, а особенно шкуры гуанако, обработанная по патагонскому методу, отличалась удивительной мягкостью и могла служить плащом — такие носят касики[101], когда облачаются в национальный костюм. Из этих шкур делали даже ковры, которые пользовались таким же спросом, как и ковры из кожи страуса, и высоко ценились заезжими купцами. Больше всего было тюленьих шкур. Охота на этих ластоногих, столь многочисленных в проливах архипелага, могла бы приносить Магеллании огромную прибыль, когда бы лежбища стали объектом необходимой регламентации. Но охота эта трудна и даже опасна, поскольку морские волки любят забираться на береговые обрывы и самые неприступные гребни, и, чтобы они не ушли, надо перекрыть им путь к морю. Поэтому зверобои должны быть сильными и ловкими, ибо риск упасть очень велик. Зато за свой труд они получают хорошую плату. Беда в том, что большинство охотников относятся к числу авантюристов худшего сорта, к людям без стыда и совести, для которых не существует норм поведения и которые стоят не больше, чем золотоискатели. И они долго еще будут наведываться в магелланийские края, ибо, хотя золотоносные месторождения региона исчерпаны, стада морских волков, все еще исчисляемые тысячами, будут поставлять ценный груз в трюмы судов.

Таково было поселение на Исла-Нуэве, после того как Кау-джер устроил там свою резиденцию рядом с Карроли и его сыном. Они не нуждались ни в чем. Гуанако обеспечивали всех троих сытным питанием. Их мясо, такое вкусное в жареном виде, не менее великолепно, если его завялить. Для этого его нарезают ломтями, отбивают меж двух камней, дают немного протухнуть, потом коптят и оставляют на несколько недель на открытом воздухе.

Бухты острова изобиловали рыбой — краснобородками[102], корюшкой[103], вьюнами; песчаные пляжи — съедобными моллюсками, в том числе мидиями, запасы которых неистощимы, а водоплавающая дичь заполняла все побережье.

Пресную воду брали из небольшой речки, которая текла с юго-западной стороны и была столь стремительна, что ни одна пирога не могла подняться против течения. Ее исток находился под высокими нотофагусами на склоне поднимавшегося на двести пятьдесят футов холма. В море она впадала слева от пещеры, а ее узкое глубокое устье, зажатое между двумя мысами, служило прекрасной гаванью для «Вель-Кьежа».

Приближался зимний сезон, и в домике на Исла-Нуэве возобновилась размеренная жизнь. Лишь несколько фолклендских каботажников завернули на остров, чтобы забрать очередную партию мехов, до того как снежные бури сделают плавание в этих краях невозможным. Шкуры были выгодно проданы или обменены на провизию и боеприпасы, необходимые в суровое время, с июня по сентябрь, хотя и тогда температура воздуха не опускается больше чем на десять градусов ниже нуля.

В последнюю неделю мая на острове остался Кау-джер с Альгом. Лоцманские услуги Карроли потребовались датской шхуне, которая, пытаясь избежать опасностей у мыса Горн, шла из Атлантического океана в Тихий по проливу Бигл. При благоприятном ветре «Вель-Кьежу» ничто не грозило.

Кау-джер очень привязался к юноше, которому уже исполнилось семнадцать лет. Альг отвечал ему искренней сыновней привязанностью. И кто знает, может быть, именно эти добрые чувства, которые испытывал Кау-джер к Карроли и его сыну, были теперь единственной связующей нитью с человечеством[104], после стольких разочарований, причину которых никто не знал.

Как бы то ни было, Кау-джер стал развивать умственные способности мальчишки, обучая его тому, что паренек мог понять. И, разумеется, отец и сын, вырванные, так сказать, из состояния дикости, многим отличались от других туземцев Магеллании, столь далекой от цивилизованного мира.

Само собой разумеется, Кау-джер воспитывал юношу в духе свободы и независимости, которые он сам ставил превыше всего. Карроли и его сын должны были видеть в нем равного себе, а не господина, ведь тот, кто достоин звания человека, не может иметь хозяина. Поэтому нас не должно удивлять, что Кау-джер, верный своим принципам, пытался искоренить в них чувство религиозности, присущее самым отсталым народам. Он не желал больше терпеть власть господина, как не принимал и существования Бога.