Напиши себе некролог - Валерий Введенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Внимательно вас слушаю, Иван Дмитриевич, – быстро покончив с церемониями, взял быка за рога купец.
– Аристарха Гневышева помнишь?
– Как не помнить! Много добра мне сделал.
– Не всем так повезло…
– Что, и вам остался должен?
– Тысячу рублей. Для вас, купцов, это пшик, а для мелких чиновников вроде меня – большие деньги.
– Так вот почему на похороны не пришли…
– Нет, не потому. Занят был. А ты, говорят, семье Аристарха помогаешь?
– Ну, чем могу. Боженька ведь делиться велел. С переездом вот помог. Костик, сын Аристарха, Сенечке моему латынь преподает[37]. А как Варька подрастет – Капу к ней в училки приглашу. Если, конечно, захочет.
– Как часто Костик к вам приходит?
– Три раза в неделю.
– Вчера приходил?
– Сейчас узнаем.
Пятибрюхов позвонил в колокольчик. Одна из дубовых дверей его кабинета тотчас отворилась, и в нее вошел высокий поджарый молодой человек в темно-сером армяке с такими же длинными, как у Пятибрюхова, волосами и с бородой.
– Узнаете, Иван Дмитриевич? – спросил Пятибрюхов.
– Никак Обожженыш?
Во время страшного пожара 1862 года лавка скобяных товаров купца Поносова сгорела вместе с хозяином и приказчиками. Спастись удалось лишь мальчику-сидельцу Феде Рыкачеву. Пятибрюхов из жалости взял его на службу.
– Он самый, – гордо сказал Степан Порфирьевич. – Как сына люблю. В Англию отправлял его на учебу. Вернулся оттуда полгода назад, теперь – моя правая рука.
– Доброго дня, – поклонился в пояс молодой человек.
– Костик Гневышев вчера приходил? – спросил его Пятибрюхов.
Обожженыш тотчас кинул быстрый взгляд на хозяина, Крутилину показалось, что Пятибрюхов ему кивнул.
– Да.
– В котором часу? – уточнил Иван Дмитриевич.
– Как всегда, в шесть вечера.
– А ушел?
– Тоже как всегда, в семь.
– Ты его видел?
– Да, он перед уходом всегда заходит ко мне за оплатой.
– Сколько ему за урок причитается? – спросил Крутилин.
Денег в карманах Костика не обнаружили, может, они и стали причиной преступления?
– Рубль.
– Рубль? – удивился Крутилин и повернулся к Пятибрюхову. – Не маловато ли, Степан Порфирьевич?
– Наоборот, переплачиваю из-за желания помочь их семье. За рубль-то хоть студента можно нанять, хоть приват-доцента. А Костик кто? Обычный гимназист.
– А про дорогу ты не забыл? Не всякий извозчик сюда за полтинник поедет.
– Какой извозчик? Кто нуждается, ходит пешком, – объяснил Пятибрюхов. – Я в его годы тоже извозчика не мог себе позволить.
– Ничего странного, необычного вчера не заметил? – обратился Крутилин с вопросом к Федору Рыкачеву. Вдруг Костик пришел к Пятибрюховым уже с синяками на лице?
Тот наморщил лоб, подумал немного:
– Заметил, – признался Рыкачев.
– Что? – взволнованным тоном спросил Пятибрюхов.
– Нервозность, некоторую рассеянность, озабоченность. Что в общем-то вполне объяснимо: сегодня Костику экзамен предстоял. Я пожелал ему сдать его на отлично.
– А… Ты про это, – облегченно перевел дух Степан Порфирьевич. – А почему Костиком интересуетесь, Иван Дмитриевич?
– Потому что его убили, – равнодушным тоном сообщил Крутилин, отодвинув кресло так, чтобы одновременно видеть и купца, и его помощника.
Что-то в их поведении сыщика настораживало.
Оба вздрогнули, потом испуганно переглянулись, затем дружно развернулись к иконам и перекрестились. Купец двумя перстами, Рыкачев – тремя.
– За что его убили? – спросил Пятибрюхов.
– Не знаю. Но выясню. Обязательно выясню. Затем и приехал.
– Помогу, чем смогу. Где сие произошло?
– Где-то здесь, недалеко, тело выловили напротив Колтовской слободы. Не знаете, куда от вас Костик направился?
Федор помотал головой:
– Обычно он домой по Левашевскому проспекту…
– Где такой? – удивился Крутилин незнакомому названию.
– Дорогу, где моя лесопилка, так назвали. В честь генерала, что прокладывал, – объяснил Пятибрюхов.
– Костик по ней всегда шел до Гисляровского переулка, сворачивал на Бармалееву улицу, с нее – на Большой проспект, оттуда – на Каменностровский. И уже по нему – к Троицкому мосту. Так быстрее, чем через Биржевой, – обрисовал обычный путь домой Гневышева Федор.
Крутилин записал его слова в блокнот:
– Поручу агентам всю дорогу прочесать. И опросить рабочих с твоей лесопилки, Степан Порфирьевич.
– За них ручаюсь. Все – единоверцы. Не пьют, не курят, даже не сквернословят.
– На воротах тот же человек стоит, что и вчера? – уточнил сыщик.
– Хотите опросить? – догадался Пятибрюхов.
Крутилин кивнул.
– Федор, ну-ка сбегай за Николаем.
Ивану Дмитриевичу опять показалось, что купец с помощником быстро переглянулись. Нет, они явно что-то скрывают. Что? Имеет ли сие отношение к убийству Гневышева?
– Не надо. Опрошу его, когда уезжать буду, – сыщик вытащил из жилетки часы. – Собственно, мне уже пора. Если что вспомните, прошу без промедления сообщить.
Крутилин встал. Пятибрюхов вышел из-за стола и протянул ему руку. Федор, кивнув головой, скрылся за дверью.
– Анна Сергеевна про смерть Костика знает? – уточнил Степан Порфирьевич.
– Да.
– Боюсь, эту смерть она не переживет, – произнес Пятибрюхов, продолжая сжимать ладонь Ивана Дмитриевича.
Крутилин понял, что купец тянет время, дает Федору возможность добежать до человека на воротах. Значит, тот видел нечто, о чем Крутилин не должен узнать. Что?
Неужели Пятибрюхов замешан в убийстве гимназиста?
– А Капа как? Держится?
– Разве не знаете?
– Что? – купец сжал руку так, что Иван Дмитриевич едва не закричал.
– Она пропала…
– Как пропала?
– Ушла из дома и не вернулась.
– Когда?
– Позавчера.
– Что? До сих пор не вернулась?
– Нет.
Купец схватился за грудь:
– Что же с ней случилось?