Порнографическая поэма - Майкл Тернер

Пенни набрала в легкие побольше воздуха и рассказала нам, почему был уволен мистер Джинджелл. Она озвучила официальную причину его увольнения.

По ее словам, мистера Джинджелла уволили за то, что он нарушал учебный план. Все очень просто. Вот в общем-то и все, что она сказал нам по этому вопросу. В ходе своего рассказа Пенни часто переходила от повествования к вопросам. Казалось, она хотела как можно больше выспросить, что нам известно об обвинении мистера Джинджелла в совращении детей. Она заставила нас рассказать все, что мы знали. Абсолютно все — все слухи, умозаключения, мнения, выводы и т. д. В конце концов мы спросили, почему это ее так интересует.

— Потому что я не хочу, чтобы что-нибудь подобное произошло со мной, — ответила она.

Я сказал, что, по моему мнению, невероятно, чтобы женщину обвинили в таких вещах.

— Почему нет? — удивился Джон.

В течение некоторого времени я не знал, что ответить. Но Джон и Пенни терпеливо ждали. Вообще во время наших встреч они постоянно учили нас терпению.

— Я просто не мог предположить, что женщины тоже делают подобные вещи, — ответил я наконец.

— Только потому, что женщины всегда оказываются на втором плане, — произнесла Нетти тоном, напомнившим мне тот, которым она говорила с Бобби, когда толкнула его в куст.

— И вы поверили мисс Синглтон? Что мистер Джинджелл был уволен за нарушение учебного плана?

— Почему нет?

— Но какие у нее были доказательства? Почему вы думаете, что она не придумала все это сама?

— Не знаю. Я только верил, наверное.

— И что вы думаете об увольнении самой Пенни? Она назвала вам причины?

— Нет. Мы с Нетти предполагали, что причины те же, что и в случае мистера Джинджелла. То есть нарушение учебного плана. Но сейчас, исходя из того, что мне стало известно, я думаю, что причиной был цвет ее кожи.

Джон и Пенни велели нам никому не говорить о причинах увольнения мистера Джинджелла. Они сказали, что если мы будем в данном случае бороться за справедливость, то только навредим себе и нас в конце концов вышвырнут из школы.

— Это тонкая политика, — говорили они.

Я был с этим вполне согласен. Это казалось мне весьма логичным. Но Нетти пришлось уговаривать. Она долго не могла успокоиться. Когда же наконец удалось, нам пора было идти.

Весь обратный путь Нетти молчала. Сидела, скрестив руки на груди, и смотрела в окно. Думаю, это беспокоило Джона и Пенни, потому они всячески старались ее развеселить. Несколько слишком старались, на мой взгляд. Мне казалось, что это не заслуживает такого внимания. Ну, узнали мы официальную причину увольнения мистера Джинджелла. Подумаешь, дело какое! Тем более что это не имело ничего общего с совращением детей! И разве Пенни сама не пообещала всему нашему классу — в первый день ее учительской карьеры! — что поможет нам выяснить, что случилось с мистером Джинджеллом? Что же произошло? Я был не на шутку озадачен. Тем не менее Джон и Пенни явно паниковали. Думаю, они были обеспокоены тем, что Нетти могла сообщить обо всем своему отцу, может быть, потребовать, чтобы он вмешался. Нетти очень любила мистера Джинджелла. И справедливость.

Обычно Джон, высаживая нас, просто ставил машину на тормоз, не выключая мотора, и мы выходили. Но на этот раз он по всем правилам припарковался и выключил мотор. Повернувшись, Джон сказал:

— Теперь, Нетти, ты должна пообещать нам, что не будешь никому рассказывать о том, что тебе сообщила Пенни.

Нетти молчала, упрямо глядя в окно.

— Очень важно, чтобы все это осталось между нами, Нетти, — сказала Пенни. — Если это получит огласку, множество ни в чем не повинных людей — включая и вас двоих — могут пострадать.

Нетти пожала плечами:

— А как насчет мистера Джинджелла? Каждый думает, что он совратитель детей. Я считаю, на нас лежит ответственность, не так? Думаю, мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы очистить его имя от грязи, вам не кажется?

Джон и Пенни посмотрели друг на друга, потом на меня. Их взгляды были испуганными и безнадежными. Думаю, они надеялись на мою помощь. Но я начал понимать точку зрения Нетти. Кроме того, у меня самого возник вопрос, почему Пенни, которая сама одно время хотела рассказать всем нам, что на самом деле произошло с мистером Джинджеллом, вдруг так резко изменила свое мнение. Уж не боялась ли, что скандал может осложнить проблему ее собственного трудоустройства? Не в этом ли состояла «тонкая политика»? Вопросы, вопросы, вопросы. Я не знал, с чего начать. Мне пришло в голову, что лучше, может быть, совсем не открывать сейчас рта. Может быть, я поговорю с ними об этом позже, когда пойму, что же, черт возьми, происходит.

— Не думаете ли вы, что мистера Джинджелла уволили за то, что он был гомосексуалистом?

— Вероятно, да.

Прошло очень много времени, пока Нетти наконец дала слово никому не говорить о том, что она узнала насчет увольнения мистера Джинджелла. Добиться этого было непросто. Нетти держалась за каждую пядь. Она взяла с Пенни обещание, что та поможет нам войти в контакт с мистером Джинджеллом. Этим дело не ограничилось. Она заставила Пенни пообещать помочь восстановить честное имя мистера Джинджелла — если не сейчас, то когда-нибудь в будущем. Могу сказать, что Пенни была готова согласиться на все, что угодно, лишь бы Нетти дала слово молчать. Никогда не забуду момент прощания, когда мы вылезли из машины и стали махать Джону и Пенни руками: Джон лежал на руле, как будто его застрелили, Пенни на переднем сиденье выглядела так, словно умерла неделю назад.

— Пенни тоже…

— Одну секунду — это важно.

Рельсы рассекали западную часть города практически по прямой. Разумеется, с некоторыми исключениями. Одним из которых являлся отрезок в полмили в нашем районе, к северу от школы, S-образный, проложенный по откосу, с которого открывался вид на улицу, крыши домов, северо-западный Ванкувер. Заросли ежевики были особо густыми на первом основном изгибе, в пятидесяти ярдах к западу от Кипресс-кроссинг, где мы поздоровались и попрощались с мистером Маккинни.

Мы уже собрались пересечь железную дорогу, когда Нетти дала знак остановиться.

— Это автомобиль Биллингтона? — спросила она.

Действительно. В сотне ярдов от нас на асфальте стоял белый «роллс-ройс» Биллингтона. А сам наш сосед поднимался по откосу с белым пластиковым мешком в руке.

— Прячемся, — прошептала Нетти, и мы оба нырнули в канаву.

Нетти чуть высунулась и докладывала обстановку.