Грустная девушка у жуткого озера - Катерина Дементьева

Она взяла трубку.

– Глава деревни, – официально сказала я и совсем не официально продолжила: – это я.

– Должность называется мэр, – устало ответила она, – и я знаю, что это ты.

– Извини, что поздно звоню.

– Ничего страшного, сейчас всего десять.

Она ошибалась – была полночь, и такая, которая тянулась уже несколько часов. Я не стала спорить. Я хотела извиниться за другое, за другие вещи – но не умела, не знала, можно ли это сделать.

– Я могу чем-то помочь? – спросила она.

– Нет. Я думала, может, я смогу – если тебе нужно что-то узнать насчет Инги, я могла бы…

– Мне сообщают о ней достаточно. Не думаю, что ты сможешь что-то добавить.

– Хорошо, прости.

Извинения в мелочах, социальные прости и мне так жаль слетали с языка очень просто, не имели ни малейшего смысла, только делали хуже, потому что напоминали о настоящих, несказанных, невозможных извинениях.

– Что-то еще?

Я знала, что она положит трубку, она всегда ее кладет, когда не слышит от меня чего-то, что смогло бы продлить этот разговор и эту пытку. Я спросила:

– Как там расследование?

Она тихонько засмеялась:

– Нет никакого расследования. Следователь очень старается изображать деятельность, и даже достойно старается, но ни о каком расследовании и речи не идет.

– Зачем же он здесь?

– Ксения его пригласила, не выгонять же. К тому же он бодрит жителей. Оживляет обстановку.

Возможно, слова, которые она говорила, были другими словами, но я была почти уверена, что значили они именно это.

– Анна? – позвала меня глава деревни.

– Меня зовут Повелительница топоров, – ответила я и сбросила. Выключила телефон. Она не перезвонит, я знала, но мне не хотелось смотреть на экран до рези в глазах и ждать. Я никогда не могла ее понять. Где ее ярость, где злость, где ненависть – все, что бурлило во мне, где оно в ней? Не было? Или пока не получалось вытащить наружу?

Снова раздался грохот. Гвозди-звезды, ну а если серьезно, что же это? Я не хотела выходить наружу, чтобы выяснить, обдумала и решила, что не настолько сильно мое любопытство. Было совсем поздно, пора было спать, но я не могла даже думать о пустой ледяной комнате. Если не к себе и не наружу, то куда же? Я подумала об Инге, которая даже во сне дрожала, паниковала. Сколько в этом моей вины? Целиком моя? Нисколько? Я пошла к ней. Иногда на меня находило желание поразмышлять о чем-нибудь на грани философского и пошлого – вот, например, кто здесь работает, а кто лечится? Есть ли кто-то, кто на самом деле – нанятый сотрудник? И нанятый, если задуматься, кем? Часто оно выглядело так, что все мы здесь сумасшедшие, часть из которых притворяется врачами, санитарами, поварихами. Глупые мысли, но о чем еще думать, когда на первом же лестничном пролете я встретила троих пациентов. Двое невозмутимо поприветствовали меня и продолжили беседовать о несколько нестабильном движении курсов биткоинов, а третья поздоровалась и светски поинтересовалась, не хочу ли я присоединиться к походу на кухню.

– Я в грозу всегда хочу есть.

На улице не было грозы, был штормовой ветер, пурга, и я не была голодна, поэтому отказалась. Дальше – выше на лестнице, в коридорах последовали предложения присоединиться к ночной прогулке, просмотру фильма, прослушиванию книги, музыки, изучению новой настольной игры и партии в одну из старых.

– Какого черта никто из этих людей не в комнате? – про себя поинтересовалась я у Антуана, который в какой-то момент появился и теперь шагал рядом со мной, чтобы мне не было так одиноко идти через уже натурально толпу.

– Сложно сказать, – ответил он. – Может, санитары двери закрыли. А может, вся лечебница радуется, что Ксения вернулась.

Я не успела ответить, потому что последовали предложения помедитировать при свечах, попытаться вызвать духов – это было не просто нет, тысячу раз нет. Антуан рассмеялся. Артур, который присоединился к нам, – тоже.

– Странно бояться духов, – сказал он.

Антуан ответил:

– Она и не боится.

– Ах, да. Она боится убедиться, что тебя здесь на самом деле нет.

– Перестаньте говорить обо мне в третьем лице, – попросила я.

– Мы и не говорили, – ответил Наполеон.

– Я и не тебе.

Он явно хотел уточнить, в порядке ли я. Позвать меня куда-то, но я отмахнулась, смогла протиснуться между гуляющими, беседующими, развлекающимися – как назвать их, коллегами? – и оказалась у нужной двери.

– Я бы подумал, – сказал Артур, – правда ли ты хочешь идти к ней сейчас – в таком состоянии.

Я повернулась к Антуану – как он думает?

– Вынужден согласиться.

Я прижалась к двери – ледяная, решительно ледяная, я чувствовала, если немедленно не уберу лоб, руки, они примерзнут. Поэтому я собралась с духом и отправилась обратно, к кабинету главврача. У двери была очередь, но я уже слишком устала, чтобы ждать, я прошествовала мимо, пафосно распахнула первую дверь, чуть менее пафосно, потому что силы кончились, – вторую. Не стала обращать внимание на то, как главврач и Ксения отпрянули друг от друга и потребовала ____.

– Зачем, вы думаете, у нас есть дежурный врач? – сухо поинтересовалась главврач.

– Понятия не имею, – призналась я. – Ни разу с ним, или с ней?, не встречалась. Вы вообще уверены, что дежурный врач существует?

Главврач хищно блеснула линзами, вздохнула, высыпала мне на язык порошок, протянула стакан воды.

– Идите спать. И остальным передайте, чтобы возвращались в приемное время.

Я согласилась. Отдала право голоса [Ксении], жестами показала остальным, что главврач на сегодня – все, и пошла в свою холодную комнату, где улеглась между Антуаном и Артуром. Жаль, что они не могли меня согреть. Я не отказалась бы от тепла.

Главврач могла поступить как угодно. Это было довольно ужасно. Я тайком таскала из кабинетов врачей и читала достаточно литературы, чтобы знать, это самое страшное – непредсказуемость в поведении. Она измучивала сильнее жестокости и всего остального, потому что приходилось ждать, и ждать, и ждать.

– Я правда такая ужасная? – внезапно спросила она.

– Совсем нет. Конечно, нет, – ответила я, – просто я драматизирую, ты же знаешь.

Она иронично блеснула линзами очков (чудесная способность, я даже не знала, что так соскучусь именно по этому многофункциональному и решительно невозможному – из-за отсутствия света – блеску). Дождь становился все сильнее, у меня гудела голова, и этот разговор уже несколько раз прошел по кругу, но мы отчего-то продолжали. Я говорила, что, кажется, хочу вернуться, ну, то есть, не слишком хочу, но эта попытка узнать большой мир оказалась неудачной, и я хотела бы подумать о будущем, решить, что мне нужно – и лучшим, единственным местом, где, мне казалось, я могла это сделать, была лечебница. Главврач журила меня за побег, за то, что я ни разу не соизволила позвонить за все время, и она сходила с ума от переживаний, ну же, Ксения, кто так делает?