Дембельский аккорд - Михаил Серегин

– Охудительно. Сразу такая легкость во всем теле образуется, только внизу что-то жмет, – выразил общее мнение очнувшийся первым Мудрецкий. – Нет, ну предупреждать же надо!

– А знаки на что? – возразил старлей. – Ну надписей не осталось, но флажки-то саперные можно было узнать?! Что, и в самом деле на курорт приехали? Мирный район – так можно расслабиться и под ноги не смотреть? Тут еще в первую войну наши накидали, чтобы за дамбой никто не лазил. Потом чичики – чтобы наши с той стороны не перешли. Во-он там, чуть ниже, видишь, место узкое и лесок на том берегу? Там еще и перекатец небольшой, по пояс глубиной, и дно – галечник. А если еще вода упадет – вообще ниже колена, в ваших бахилах пройти и не промокнуть. Только не советую. Говорят, наши уже в эту войну там растяжки поставили, так не все еще сработали. А проржавели от воды или нет – это не выяснишь, пока не дернешь. Вот такая тут рыбалка... Кстати, омуточек, куда вы повадились, – это нынешним летом «грач» перелетный полутонку нечаянно уронил. Ну, бомбу, «фаб-пятьсот». Так что если еще раз пойдете – ноги берегите, об осколки порезаться можно.

– Нет, спасибо, как-нибудь потом. Если кто-то захочет, – пробормотал Юрий. – Ты лучше скажи, почему мы их раньше-то не видели? Они тут что, и в самом деле после дождика растут? Грибочки, блин, бляхо-мухоморы...

– Да нет, не растут, просто как сильный дождь – откос чуть подмывает, какая-нибудь да вылезет. Иной раз вообще вымоет, водой вывернет, покатится мина вниз, ну и кувырнется... Или камешек сдвинется. Его потоком с размаху на крышку бросит – тот же эффект. Капитан вообще рассказывал, что поначалу каждый раз ездили смотреть, не подорвался ли кто. Потом привыкли. Осенью, говорил, каждую ночь по взрыву, даже начали байку рассказывать про Черного Сапера... Пойдем, по дороге расскажу, а то там моя гвардия заждалась уже, да и Воха давно очнуться должен.

Воха и в самом деле очнулся очень давно, попробовал, как потом выяснилось, самовольно уйти с объекта и при этом сказать что-то нехорошее Простакову, который его не хотел выпускать и предлагал посидеть в караулке до возвращения начальства. Разумеется, глава местной администрации очень бурно отреагировал на подобное предложение. Он произнес очень много слов, касающихся морального и физического облика часового, который, как гласит устав, вообще-то лицо неприкосновенное, а также сексуальных наклонностей и предпочтений родителей этого часового. На красный свет, постепенно разгоравшийся в глазах химика, никто не обратил внимания. Слишком много слов сказал глава администрации, и не все, к его последующему глубокому сожалению и искреннему раскаянию, он произносил на родном языке – а русской-то речью Леха владел в совершенстве...

В итоге, чтобы гостю не пришлось скучать до прихода командира, младший сержант Простаков порекомендовал разъяренному мэру заняться физкультурой. В большой пользе спортивных занятий замкомвзвода убеждал своего собеседника вначале рукой, потом прикладом автомата и в довершение всего ботинком.

Этот ботинок возлежал на пояснице, мерно погружающейся в ближайшую к воротам лужу. Лужа сыто булькала, принимая в себя плотненькое тело мэра, потом с разочарованным хлюпаньем выпускала его. Леха вспомнил, как благотворно подействовали отжимания на культуру саратовских «крутых», и решил провести ту же процедуру. С поправкой на жаркий южный климат. В душе он был все-таки добрейшим и мирным человеком, к тому же прекрасно знал, каково неподготовленному человеку выполнять это упражнение на солнцепеке. Поэтому, рассудил Простаков, организму потребуется охлаждение, а для предотвращения солнечного удара он даже пожертвовал кепкой. Не своей, правда, но у него и размер был несколько больше, чем нужно. Зато у рядового Кислого – в самый раз, а Кисляк все равно сейчас торчал в тенечке у ворот, облаченный в каску и бронежилет.

Узнать в болотном монстре, ритмично всплывающем из грязи, вчерашнего гостеприимного хозяина не было ни малейшей возможности. Да еще и кепка эта...

– Та-ак, это что за неуставняк! – заорал подбегающий Мудрецкий. – Ты что, горилла сибирская, вообще охренел?! Дедушкой заделался, молодых гнобишь?

Из-под кепки на лейтенанта смотрели мутные остановившиеся глаза мертвеца. Впрочем, тело еще жило. По крайней мере были живы руки – они ритмично сгибались и распрямлялись. И еще слышались какие-то слова, но разобрать их пока что не было никакой возможности.

– Пррекратить немедленно! Что здесь произошло, Простаков? Это вообще кто такой?

– Я – болотный чмо, – замогильным, но каким-то знакомым голосом сообщил монстр. – Как я а-апу-ух! – и руки снова распрямились. – Как я а-аху... – руки согнулись, и конец фразы поглотила булькающая жижа.

– Прекратить, я сказал! Ты что, мосол, не слышал? Да я тебя местным продам – будешь вместо быка пахать, если мозгов нет! Ты что натворил, козел таежный, а?!

– А чего он ругается? – обиженно отозвался Леха, но ботинок с поясницы все-таки убрал. Потом нагнулся, брезгливо вытащил тело из лужи и встряхнул. Химзащиту сибиряка густо усеяли серо-коричневые брызги, и она стала похожа на какой-то диковинный камуфляж. Руки жертвы продолжали ритмично двигаться, но говорить у живого мертвеца уже не получалось, поскольку Простаков выловил и приподнял мэра за то, за что было удобнее, то есть за обрывки галстука. Опускал он его медленно-медленно – чтобы, не дай бог, не уронить. – Вы знаете, товарищ лейтенант, я его даже зауважал! – доверительно сообщил сибиряк. – Вот так с ходу сто семьдесят... нет, уже сто восемьдесят один качок сделать – это ж не у каждого на гражданке получится! Да еще с моей ногой!..

– Все, звездец, нас тут теперь на хрен вырежут раньше, чем мы понять успеем! – Мудрецкий обреченно прислонился к борту «бэтээра». – Простаков, я же сказал – придержать, а не задержать! Просто чтобы не ушел, пока мы не вернемся, – мягко, осторожно! Вежливо, блин!

– Да ну, я и так вежливо! Он проскакивает, я его аккуратно во двор переставил, а он дерется! И матом ругается, да еще и не по-русски! Был бы он офицер, я, может, и потерпел бы еще немного, а то – шишка целого села, туда же мне! – В зрачках сибиряка мелькнул багровый огонек. – Я вот каждому такому еще буду заглядывать...

– Эй, Воха, Воха, все свои! – Чирков помахал рукой перед мертвецкими глазами. – Все, дорогой, все, мы уже пришли!

В ответ руки вытянулись перед телом, потом снова резко прижались к плечам. Резинкин тихо присвистнул:

– Где-то я уже такое видел, товарищ лейтенант... Помните, я вам рассказывал, как в отпуск ездил?

– Это когда ты тачку из дурдома угонял? Помню, – слабо отозвался Мудрецкий. – И что теперь?

– А давайте-ка я попробую... – Витек подошел к спятившему мэру и вдруг заорал: – Отставить! Вольно!!!

Никакой реакции – несчастная жертва физкультуры продолжала толкать перед собой невидимую поверхность.

– Не получается, – пожал плечами Резинкин. Потом его осенило: – Леха, а давай ты! Это ж твою команду он в последний раз выполнял! Может, он теперь только на твой голос реагировать будет?

– Да можно, чего ж не сказать-то? – Простаков пожал плечами, откашлялся, поглядел на окруживших его товарищей и решил убавить громкость. Почти шепотом, но четко скомандовал: – Отставить!