Если бы красота убивала - Кейт Уайт

Я дала ей визитную карточку, а она написала на бумажке номер своего мобильного телефона. Провожая меня до двери, Дженис спросила:

— Вы говорили, что миссис Джонс просила вас со мной связаться. Вы хотели мне что-то сказать?

— Мы просто хотели узнать, все ли у вас в порядке. Мы знаем, что вы с Хайди были хорошими подругами.

— Да.

У двери я помедлила.

— Насчет похорон пока ничего не известно. Наверное, Хайди похоронят в том городе, где живут ее родственники. Вы знаете что-нибудь о ее семье? Она когда-нибудь о ней рассказывала?

— Родители Хайди умерли, у нее осталась тетка, которую она терпеть не могла. Хайди называла ее стервой и не любила о ней говорить.

Дженис закусила губу, мне показалось, что она хочет еще что-то добавить, но сомневается, стоит ли. Я застыла в ожидании, боясь пошевелиться. Наконец Дженис решилась:

— Знаете, я хочу вам кое-что сказать. Примерно с месяц назад я дала Хайди поносить свои сережки, и она все забывала их вернуть. Как вы думаете, я смогу получить их обратно? Они стоят долларов сорок.

— Конечно, я попрошу Карлотту поискать.

Дженис описала сережки — тонкие золотые цепочки с жемчужинами на концах, — и мы попрощались. Выйдя на улицу, я поймала такси, и пока таксист вез меня к дому Кэт, достала блокнот и стала записывать разговор с Дженис.

Нельзя сказать, чтобы я накопала гору информации, но то, что мне все-таки удалось узнать, представляло интерес.

Первое. По словам Дженис, Хайди не пила и не употребляла наркотики, что ставило крест на гипотезе, будто Хайди могла умереть от передозировки. Правда, оставался еще вариант, что она приняла что-то, не догадываясь об этом. Как сказал Пол, ей могли подсыпать порошок, которым некоторые подонки одурманивают девушек, чтобы потом изнасиловать.

Второе. Хайди сказала Дженис, что сейчас она не хочет ни с кем встречаться. Но, как и Дженис, я сомневалась, что это так. В двадцать два года девушки обычно не дают обетов целомудрия, во всяком случае, по доброй воле. У меня сложилось впечатление, что в жизни Хайди происходило нечто такое, во что она не хотела посвящать Дженис. Интересно, что и Кэт вчера тоже сказала, что Хайди в последнее время была какой-то замкнутой.

Но если у нее появился новый мужчина, почему субботний вечер она проводила не с ним? Возможно, он уехал из города или по каким-то причинам не смог встретиться с Хайди? А может, она все-таки была с ним, но утаила это от Дженис? Не исключено, что она обманула Дженис и пошла на свидание, хотя совершенно непонятно, с какой стати ей обманывать еще и Кэт, говоря ей, что она проведет вечер и ночь дома. Может, этот таинственный незнакомец знает, что стало причиной смерти Хайди?

Третье. Если в жизни Хайди действительно появился новый мужчина, зачем делать из этого тайну? Конечно, нельзя исключить, что ей было неловко знакомить парня с Дженис, но ведь она скрыла его и от Кэт. А может, это не Хайди, а тот мужчина хотел держать их отношения в тайне? Например, он был намного старше и не хотел, чтобы кто-то узнал, что он встречается со столь юной девушкой? Или он женат. Тогда ясно, почему их отношения нужно было скрывать. Причем Хайди тоже постаралась бы не афишировать связь с женатым, понимая, что Кэт в своем доме такого не потерпит. Если так, то становится ясным, почему Хайди якобы осталась одна в субботу вечером.

Женатый мужчина. В Нью-Йорке их пруд пруди. Хайди могла познакомиться с одним из них, гуляя с Тайлером. Она вполне могла познакомиться с ним и в баре, особенно если он предварительно снял обручальное кольцо и спрятал в карман. Да она могла познакомиться с ним даже в доме Кэт — во время одной из многочисленных вечеринок.

Такси подъезжало к углу Парк-авеню и Девяносто первой, когда меня вдруг осенило. Вдруг Хайди действительно запала на женатого мужчину, с которым познакомилась в доме Кэт? И что, если это не просто абстрактный женатый мужчина, а муж Кэт?

Я решила на время выкинуть из головы мысль о связи Хайди с Джеффом, потому что, во-первых, сама идея казалась мне довольно дикой, а во-вторых, прежде всего мне нужно было подумать о том, как ускользнуть от репортеров, которые наверняка шныряют вокруг дома Кэт. Но когда такси свернуло в ее квартал, я увидела, что перед домом пусто. Расплатившись, я вышла из машины. Прежде чем подняться по лестнице к парадной двери, я задержалась внизу и посмотрела на квартиру Хайди. У входа была натянута полосатая желтая лента, какой полиция отмечает границы места преступления.

Я поднялась и позвонила в дверь. Мне открыла Карлотта, женщина лет пятидесяти, ростом ровно в пять футов и ни на волосок больше. Домработница Кэт была родом из Гватемалы. Она приоткрыла дверь, не снимая цепочки, выглянула в щель и только тогда впустила меня.

— Что, Карлотта, репортеров нет?

— Нет, мисс Бейли, все ушли. А вчера было что-то ужасное.

— Кэт дома? Мы договаривались, что я заеду.

— Да, она вас ждет. Поднимитесь в ее кабинет. Это на третьем этаже, вы знаете?

За те четыре года, что Кэт жила в этом доме, я бывала на верхних этажах всего пару раз. На третьем этаже располагались большая хозяйская спальня, ванная и небольшой рабочий кабинет Кэт. На четвертом — последнем — находились комната Тайлера, гостевая спальня и кабинет Джеффа с темной комнатой для обработки пленки, хотя, насколько мне известно, он работал только в своей студии в центре города.

Я поднялась по лестнице и на площадке третьего этажа увидела Кэт — она стояла в дверях кабинета и разговаривала по телефону. На Кэт были брюки цвета хаки из какой-то ткани, похожей на стрейч, и оранжевый топ с асимметричной застежкой-«молнией». Ума не приложу, как ей удается хорошо выглядеть в оранжевом. В одежде такого цвета я похожа на регулировщика. Кроме того, на Кэт были туфли леопардовой раскраски на высоких каблуках. Ни для кого не секрет, что Кэт обожает туфли, как из секс-шопа, особенно ей нравятся туфли-«с глубоким декольте», как она выражается, то есть такие, в которых видно начало большого пальца. Эти леопардовые были как раз с таким «декольте».

Я упала в кресло, покрытое ковриком, и огляделась. Стены кабинета были выкрашены в темно-зеленый цвет, в сочетании с темными ставнями на окнах и деревянным вентилятором под потолком получалась комната, словно сошедшая со страниц романа Сомерсета Моэма. С тех пор как я вошла, Кэт не произнесла в трубку ни единого слова. Не знаю, кто вещал ей в ухо, но по выражению ее лица было ясно, что собеседник ее все больше раздражает. В конце концов она оборвала его.

— Значит, она отказывается надевать кожаное? Тогда надо одеть ее во что-нибудь миленькое от Дольче и Габбана или от Версаче. Ладно, давай назначим дату.

Кэт снова стала слушать, одновременно знаками показывая мне, чтобы я взяла с письменного стола газеты. Я начала было отвечать ей одними губами, что уже их видела, но тут вдруг Кэт полностью переключила внимание на телефонного собеседника.