Марлен Дитрих - К. У. Гортнер

– Лена, ты знаешь, как на тебя смотрят мальчики? – не отставала Берта. – Тебе почти девятнадцать. Большинство парней в консерватории спят и видят, как бы пригласить тебя на свидание.

Я прекрасно знала, как они на меня смотрят. Наши студенты не были тихонями, они посвистывали мне вслед и звали в танцевальный зал.

– Юноши готовы пригласить на свидание любую девушку, – ответила я. – Они все время в поисках. Я не беру их в расчет, не хочу… затруднений. – Голос мой дрогнул. – А ты когда-нибудь… занималась этим?

Берта покачала головой:

– Нам это нелегко. Как мы сможем защитить себя? Некоторые используют презервативы, если смогут достать, но это слишком рискованно. Хотя мне любопытно. А тебе?

Было ли мне любопытно? Я не могла сказать, по крайней мере еще не встречала молодого человека, который вызвал бы мою симпатию. Может, меня на самом деле больше притягивали женщины? Мне нравилось, пока Берта сладко посапывала, извлекать пальцами удовольствие из своего тела. Но конечно, это не было чем-то из ряда вон выходящим. Весь этот разговор заставил меня призадуматься. Вероятно, со мной что-то не так? И потому я так отличаюсь от остальных?

– Ну, наверное, мне любопытно, – робко сказала я.

– Что ж, кое-кто полагает, что тебе не просто любопытно. Фрау Арнольди думает, ты спишь с профессором Райцем, считает тебя распущенной. А ты ходишь с таким видом, будто тебя это совсем не волнует.

– Распущенной? У меня даже парня никогда не было!

Берта одарила меня многозначительным взглядом:

– Вот видишь! Ты флиртуешь, носишь модные платья, но не водишься с мальчиками. А значит, у тебя должен быть мужчина.

– Но это ложь! Моя мать платит профессору Райцу за частные уроки. Я никогда не поступила бы так безрассудно. Ты должна мне поверить. Он ни разу не сделал ни одного неподобающего жеста или замечания в мой адрес.

– О, я тебе верю. Верю, что ты ничего не замечаешь. Но если уж фрау Арнольди завела об этом речь, значит что-то должно быть. По ее словам, он ставит тебе высокие оценки. Ты делаешь серьезные успехи? Может быть, стоит приглядеться повнимательнее, когда пойдешь к нему в следующий раз?

– Если этот следующий раз будет, – буркнула я. – В чем я лично сомневаюсь, если фрау Арнольди выполнит обещанное.

– Следующий раз обязательно будет, – вздохнула Берта. – Как его может не быть?

После случившегося я ежедневно посещала занятия и упражнялась дома каждый вечер, избегала шумных сборищ и украдкой тянула сигареты, свесившись из окна комнаты. В назначенный для моих индивидуальных уроков четверг оделась так скромно, что, по-моему, напоминала монашку. Под прицелом тяжелого взгляда фрау Арнольди я вышла из пансиона и отправилась в консерваторию, где после дневной сессии некоторые аудитории были зарезервированы для частного использования.

Проходя мимо спешивших на учебу студентов, я снова забеспокоилась: какая нелепость – считать, что я вступила в связь с человеком, которого мать наняла мне в учителя. И все же, когда я вошла в кабинет и застала профессора Райца в ожидании – тощая фигура, всклокоченные волосы, облик аскета и ясные серые глаза, его главная отличительная черта, – дыхание мое сбилось. Теперь, зная, что о нас говорят, я не могла перестать думать о его руках – длинных, со вздутыми венами и нежными, как стебли травы, пальцами. А он тем временем наблюдал, как я играю заданную на дом сонату Абеля, отстукивал ритм по ноге и, склонив голову набок, шагал взад-вперед у меня за спиной, готовый подметить любую ошибку.

– Нет, – остановил меня его хриплый от курения голос. – Ваш палец не на той струне. Начните снова. И на этот раз помедленнее. Здесь не нужно торопиться.

Я вернулась к игре, но споткнулась на первых же аккордах. Резко оборвав саму себя, прокрутила в голове сонату и собралась, чтобы моя рука со смычком и другая, на грифе, работали согласованно.

Профессор больше не останавливал меня. Когда я закончила и опустила инструмент в ожидании замечаний, он долго стоял молча, а потом произнес:

– Сколько вы уже сюда ходите?

– Почти год, за исключением рождественских и пасхальных каникул.

– Так долго? Фрейлейн, мне больно это говорить, но вы не прогрессируете.

У меня вдруг защемило сердце.

– Но я занимаюсь каждый день.

– Я знаю. И вы достигли высокого уровня. Если будете продолжать практиковаться, то в конце концов сможете играть в оркестре. Но в качестве солистки… Боюсь, так вопрос не стоит.

Глаза профессора сфокусировались на мне, и я поборола слезы. Среди всего, что, по моим представлениям, могло произойти, такой поворот событий не предполагался. Я приехала в Веймар, не уверенная в успехе, однако со временем желание доказать, что я чего-то стою, пересилило сомнения. Хотелось зажить жизнью, которую изберу сама, как советовала мама. А сейчас перед моим мысленным взором возникла картина бесславного возвращения в Берлин, и мне стало невыносимо тяжело. После всего, что предприняла мать, чтобы устроить меня сюда, она никогда не простит мне этого провала или не позволит забыть о нем.

– Вы можете научить меня играть лучше? – спросила я. – Мама мечтает, чтобы я стала музыкантом, и…

– Мне известно, – перебил профессор, – что ваша мать очень на вас надеется. Вы не хотите ее разочаровывать, но давать фальшивые обещания было бы нечестно. Мне действительно не следовало брать у нее деньги. Никакие инструкции и наставления не создадут таланта там, где его нет. Вы хорошая скрипачка, но не превосходная. И никогда такой не станете.

По моей щеке скатилась одинокая слеза. Отложив в сторону скрипку и отвернувшись, я стала рыться в кармане в поисках носового платка.

– Вот, – сказал профессор Райц.

Промакивая глаза его платком, я ощутила сильный табачный дух, смешанный с запахом твида и еще чего-то неопределенного, наподобие мускуса. Был ли это отличительный аромат мужчины?

– Но вы… вы же ставили мне высокие оценки, – дрожащим голосом пролепетала я. – Вы писали в отчетах, что я делаю успехи. Почему вы теперь так говорите?

– Я… я думал…

Он оборвал сам себя – и я увидела тот взгляд, на который мне советовала обратить внимание Берта. Глаза профессора задержались на мне чуть дольше, чем нужно, прежде чем он отвернулся как ошпаренный.

– Вы знаете почему, – произнес он и отошел в сторону, стараясь держать дистанцию.

Фрау Арнольди думает, ты спишь с профессором Райцем, считает тебя распущенной.

Во мне вспыхнул гнев.

– Почему же вы лгали? Если я не смогу заработать на жизнь игрой на скрипке, мне незачем здесь оставаться. Это слишком дорого, напрасная трата денег. Придется вернуться в Берлин.