Загадка о тигрином следе - Антон Кротков

– Да она плюнет мне в лицо, и слушать не станет!

– Пусть плюёт, – спокойно согласился отец. – Плевок не пуля. Зато твоя совесть успокоиться.

Фонари на улицах не горели. Не обращая внимания на страшную темень и грязь, Одиссей шёл через полгорода к Свекольниковой. Под мышкой он держал куль с продуктами – лакомую добычу для любого бандита. Выходить из дома после наступления темноты было очень опасно. Если в дневное время ЧК поддерживала в городе относительный порядок, то по ночам на улицах безраздельно властвовал разного рода уголовный элемент.

Где-то поблизости хлопнули выстрелы. Одиссей увидел, как в конце улицы заметались тёмные силуэты. Но странное дело, к одинокому прохожему с увесистым пакетом под мышкой никто не посмел приблизиться. Уличные грабители, словно на расстоянии чувствовали в нём новоиспечённого сотрудника могущественного ЧК.

– Как, это вы?! – на лице открывшей дверь Свекольниковой было написано, что она до крайности изумлена приходом Лукова.

– Вот, возьмите, – Одиссей протянул женщине пакет.

– Что это? – демонстративно убирая руки за спину, холодно поинтересовалась Свекольникова.

– Здесь продукты, Надежда Павловна. Сами поешьте и мужу отнесите.

– А, понимаю!

Голос Свекольниковой сделался замедленно-вкрадчивым, а глаза округлились, став огромными, как у ненормальной. – Иуду замучила совесть. Откупится желаете?

– Напрасно вы так, Надежда Павловна. Я ни в чём не виноват перед вами. Вашего мужа должны скоро отпустить… я хлопотал за него…

– И чем же чекисты расплачиваются со своими прислужниками?

Будто не слыша обращённых к ней слов, безумная женщина взяла в пакет и заглянула в него.

– О! Весьма недурственно! Весьма… Значит, вот за этот жирный паёк вы и продали моего Николая Гавриловича.

Одиссей ещё раз попытался что-то объяснить Свекольниковой, но она вдруг набросилась на него с истеричным воплем:

– Доносчик!

Если бы не очки, обезумевшая женщина выцарапала бы ему глаза.

Выронив пакет, Луков бросился вниз по лестнице, на ходу поправляя задравшиеся на лоб очки. Сверху в него летели консервные банки и проклятия:

– Чтобы тебя дьявол разорвал! Пусть по твою душу из самой Преисподней явиться яростный зверь, чёрный человек!

Сбегая по ступенькам, Луков всё время слышал над головой это: «яростный зверь», «чёрный человек», пока всё не слились воедино в «человекозверя».

Лёг спать Одиссей только под утро. Ему снилось, что он сидит в каком-то простонародном трактире. Корчма полна народу. Люди за соседними столами едят, выпивают, громко разговаривают.

Вдруг среди посетителей проходит странный шумок. До слуха Лукова долетает взволнованные голоса: «Смотри! Это он! Он! Зверь! Зверь! Зверь идёт! Смотрите!

Все бросаются к окнам. Одиссей тоже пытается рассмотреть того, чьё появление так всех взволновало, но к окнам трудно подступиться. В конце концов, ему удаётся через чьё-то плечо заглянуть в окно, но кроме неясного мужского силуэта вдали он никого не успевает заметить. Тем не менее проснулся Луков весь в поту.

На следующее утро в без пятнадцати девять Одиссей уже подходил к зданию Народного комиссариата по иностранным делам[3]. До революции оно принадлежало Первому Российскому страховому обществу. В конце XIX века в Москве появилась своя Уолл-стрит. На Ильинке обосновался крупный банковский капитал – спекулянты ценными бумагами и биржевики. А страховщики облюбовали район Лубянки. Здание Наркоминдела располагалось практически по соседству с мрачной громадиной ВЧК, откуда накануне выпустили Лукова.

У входа стоит часовой красноармеец в длиннополой шинели и папахе, вооружённый винтовкой с примкнутым штыком. Луков, немного замешкавшись перед грозным стражем, всё же медленно направляется к входу. Часовой подозрительно смотрит на него и перегораживает дорогу штыком:

– Пропуск!

– У меня нет пропуска, но мне вчера, вернее на сегодня назначено тут, – неуверенным голосом отвечает Луков.

Красноармеец ещё раз окидывает подозрительным взглядом фигуру визитёра, однако объясняет:

– Вторая парадная дверь налево.

В комендатуре Лукова уже ждёт пропуск. Вернувшись к часовому, он подаёт ему бумагу с печатью и подписями.

Красноармеец, не спеша, внимательно осматривает бумажку и насаживает её на штык.

– Проходи!

До революции Лукову приходилось однажды бывать в этом шикарном здании, и он был удивлён, что в отличие от многих других лучших домов Москвы, здесь новые хозяева достаточно бережно отнеслись к прежней обстановке. В парадном сохранилась в целости дорогая мебель, уцелели зеркала в роскошных позолоченных рамах уникальной работы. Похоже, чиновники новой власти весьма пеклись о собственном комфорте, и позаботились также о сохранности доставшейся им в наследство от прежних хозяев системы центрального отопления и о бесперебойной работе лифтов.

Луков поднялся на четвёртый этаж. Он довольно быстро нашёл нужный ему кабинет.

Это была продолговатая комната примерно 12—14 квадратных метров. Сразу было видно, что большая часть жизни хозяина данного помещения проходит в этих стенах. К единственному окну лепился скромных размеров письменный стол. За столом под большим фотопортретом Ленина сидел миниатюрный человек с узкими плечами и крупной головой. Он был настолько маленького роста, что не доставал ногами до пола и потому ботинки его стояли на специальной низенькой подставке. По его правую руку в углу стоял сейф, по левую – деревянный шкаф с канцелярскими папками. Вдоль стены была установлена узкая походная кровать, застеленная простым солдатским одеялом. Над ней прибиты к стене подробные карты восточных стран, истыканные разноцветными флажками. Для посетителей предназначались три венских стула.

Когда Луков вошёл, хозяин кабинета что-то живо обсуждал с генералом Вильмонтом, который явился сюда раньше Одиссея.

– В чём дело, товарищ? – подняв глаза на Лукова, спросил незнакомый пока Одиссею чиновник.

Генерал представил ему своего нового «ассистента».

Чиновник вышел из-за стола навстречу Лукову. Так и есть, он был почти карликом, с детским размером ноги, но, тем не менее, держался чрезвычайно самоуверенно.

– Дрэссер Михаил Абрамович – представился чиновник.

Они пожали руки.

Новому участнику разговора был предложен стул. Указывая на Вильмонта, Дрэссер пояснил:

– А мы тут уже обсудили кое-какие намётки, касающиеся предстоящего вам предприятия. Анри Николаевич заверил меня, что благодаря вашему участию экспедиция сможет избежать многих проблем.