Благие знамения - Нил Гейман

— Просто здорово.

— Итак, корпорация. Пора всерьез браться за дело. Начнем с Калифорнии, я полагаю. Мне нужны фабрики, рестораны и все такое прочее. Издательские игры тоже продолжим, но настало время поставить все на широкую ногу. Согласна?

Фрэнни кивнула.

— Звучит неплохо. Нам нужно…

Ее прервал скелет. Скелет в платье от Диора, с загорелой кожей, туго обтягивающей череп. У скелета были белокурые волосы и ярко накрашенные губы; завидев его, любая мать шепотом заметила бы своему чаду: «Посмотри, во что ты превратишься, если не будешь есть овощи». В общем, эта особа выглядела как гламурный плакат «Помогите голодающим».

Иными словами, это была нью-йоркская топ-модель, и в руках она держала книгу.

— О, простите, мистер Соболь, надеюсь, вы меня извините, — пролепетала она. — Но понимаете, ваша книга, она изменила мою жизнь, и я подумала, может, вы не откажетесь подписать ее для меня…

Она взирала на него глубоко запавшими и мастерски оттененными глазами.

Соболь благосклонно кивнул и взял у нее книгу.

Неудивительно, что она узнала его: темно-серые глаза Соболя глядели с фотографии на тисненой обложке. Книга называлась «Диета без еды: худейте красиво» с подзаголовком «Диетическая Библия века!».

— Как пишется ваше имя? — спросил он.

— Шеррил. Два «р», одно «л».

— Вы напомнили мне об одном моем старом и добром друге, — сказал он, быстро и аккуратно надписывая титульную страницу. — Ну вот и все. Рад, что вам понравилось. Всегда приятно встретить поклонницу.

А написал он следующее:

Шеррил,

Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.

Откр. 6: 6.

Доктор Вран Соболь

— Это из Библии, — пояснил он.

Она благоговейно закрыла книгу и, отступая от стола, продолжала благодарить Соболя: он не представляет, как много это значит для нее, как он изменил ее жизнь и какой он поистине…

На самом деле он, хоть и называл себя доктором, вовсе не имел медицинского образования, поскольку во дни его юности еще не было ни колледжей, ни университетов. Впрочем, никакой степени и не требовалось, чтобы увидеть: Шеррил умирает от истощения. Он дал ей самое большее пару месяцев. Голодание. Радикальное решение проблемы веса.

Фрэнни алчно терзала свой ноутбук, планируя очередной задуманный Соболем этап трансформации пищевых традиций западного мира. Соболь сам подарил ей эту машинку. Вещица была очень дорогой, очень мощной и ультратонкой. Он питал слабость к тонким вещам.

— Для начала мы приобретем одну европейскую фирму — холдинг «Холдингз инкорпорейтед». В результате получим налоговую базу в Лихтенштейне. Тогда, если мы переправим капиталы с Кайманов в Люксембург, а оттуда в Швейцарию, то сможем заплатить за фабрики в…

Но Соболь уже не слушал. Он вспоминал престижный ресторанчик. Никогда еще он не видел так много богатых людей такими голодными.

Соболь улыбнулся искренней, широкой улыбкой, порожденной чистым и полным удовлетворением от проделанной работы. Да, он попросту убивал время до прихода главных событий, но весьма изощренными способами. Время, а иногда и людей.

Его называли по-разному: Уайтом или Пэйлом, Альбусом или Бланком, Беловым или Вайссом и множеством подобных имен. У него была светлая кожа, пепельные волосы и бледно-серые глаза. На первый взгляд ему можно было дать чуть за двадцать, а больше чем одним небрежным взглядом его никто и не удостаивал.

Он был на редкость неприметен.

В отличие от двух своих коллег он никогда не задерживался подолгу на одном месте.

Он делал самую разную интересную работу во множестве компаний и стран.

(Он потрудился на Чернобыльской АЭС, в Уиндскейле[44]и на Трехмильном острове,[45]хотя нигде не занимал заметной и ответственной должности.)

Порой он числился среди младших, но ценных сотрудников многих научно-исследовательских организаций.

(Не без его участия были изобретены бензиновый двигатель, пластмасса и жестяная банка с кольцом на крышке.)

Он был мастером на все руки.

Но никто не замечал его. Он был сама скромность; его присутствие сказывалось лишь впоследствии, причем по нарастающей. Если бы вы постарались припомнить, то согласились бы, что где-то там он был и чем-то таким занимался. Возможно, даже беседовал с вами. Но вы сразу же забыли о нем, об этом мистере Уайте.

На сей раз он устроился палубным матросом на нефтяной танкер, идущий в Токио.

Пьяный капитан закрылся в своей каюте. Первый помощник капитана торчал на носу. Второй помощник — на камбузе. Вот, собственно, и весь экипаж: корабль был практически полностью автоматизирован. Человеку там и работы-то почти не оставалось.

Однако, если человек по чистой случайности нажмет на кнопку «АВАРИЙНЫЙ СБРОС ГРУЗА», автоматические системы обеспечат выброс в море огромного количества черной маслянистой жидкости — миллионов тонн сырой нефти, что самым плачевным образом отразится на обитающих поблизости птицах, рыбах, растениях, животных и людях. Разумеется, было множество блокировок и защит от случайного нажатия кнопки, но когда и кому это мешало?

Последовало долгое разбирательство. Виновника аварии искали, но не нашли, а потому ответственность поделили на весь экипаж. Капитана и его помощников навсегда отстранили от работы.

И никто почему-то не вспомнил о матросе Уайте, который к тому времени был уже на полпути в Индонезию: ему случайно подвернулся пароход, под завязку груженный ржавыми металлическими бочками с исключительно токсичными гербицидами.

И был Еще Один. Он был на площадях Камболаленда. И в ресторанах. Он был в рыбе, и в воздухе, и в бочках с гербицидами. Он появлялся на улицах и в домах, во дворцах и в лачугах.

Он входил в любую дверь как к себе домой, и никто не мог от него укрыться. Он делал все, что мог, и был тем, что делал.

Он не ждал. Он работал.

Гарриет Даулинг вернулась домой со своим малышом, которого, по совету сестры Веры Нудд (оказавшейся куда более убедительной в своих речах, чем сестра Мэри) и с телефонного согласия мужа, назвала Магом.

Атташе по культуре приехал домой через неделю и заявил, что младенец, судя по всему, пошел в его родню. Также он поручил своему секретарю разместить на страницах «Леди» объявление о поиске няни.