Освобожденный разум. Как побороть внутреннего критика и повернуться к тому, что действительно важно - Стивен Хайес

Богатые современные версии психоаналитической традиции, в последнее время вошедшие в мир доказательной терапии, сделали это после того, как оставили позади фантастические спекуляции. Большинство новых методов подчеркивают важность изучения текущих мыслей и эмоций или межличностных отношений (иногда включая сами терапевтические взаимоотношения). Также они говорят о важности обучения распознаванию намерений и ментальных состояний других людей. Некоторые из подобных работ положили начало доказательному пути разработки научно обоснованных методик в психологии изменений. Лично я нахожу много нового в современных формах психоанализа, особенно идеи о необходимости понимать психологический мир других людей и видеть себя в социальном контексте. Но глубокое погружение в поиск бессознательных конфликтов, которое является частью фрейдистского подхода и который широкая публика больше всего восприняла в психоанализе, вряд ли будет полезным.

Гуманистическая и экзистенциальная терапии

Гуманистическая традиция возникла отчасти в противовес фантастическим чертам психоаналитической теории и стала довольно популярной в середине прошлого столетия. Она фокусируется на том, как люди воспринимают мир, как они концептуализируют себя и соотносят себя с другими, как формируют осмысленную жизнь. В центре внимания стоят важные вопросы: эмпатия, аутентичность, самоощущение.

Я заинтересовался психологией из-за таких гуманистов, как Абрахам Маслоу (известный открытием важности пиковых переживаний), и полюбил таких людей, как Фриц Перлз (гештальттерапия), Виктор Франкл (человек, выживший в концлагере и сосредоточившийся на создании смысла, результатом чего стал метод под названием логотерапия) и Карл Роджерс. Я люблю этих ученых до сих пор. Мне нравится, что в фокусе их внимания находится человеческий потенциал, а не только проблемы людей. Также мне нравится, что эти исследователи ценят человека в целом и проявляют интерес к его совокупному опыту.

Проблема в том, что гуманисты не могли договориться о том, как проводить исследования, при этом делая акцент на важности практического изучения аспектов психологии. Маслоу утверждал, что традиционные научные методы просто не могут охватить всю суть человеческого опыта. Роджерс констатировал, что исследования необходимы, чтобы избежать самообмана, но также он говорил, что «рост знаний в социальных науках содержит в себе мощную тенденцию к социальному контролю [и] ослаблению или разрушению экзистенциальной личности». Другими словами, исследователь опасался, что если напрямую связать научные принципы с преднамеренным изменением поведения, то они могут быть использованы для подрыва человеческой свободы, а человеческая свобода настолько важна, что знание о том, как изменить поведение, может нести потенциальную угрозу.

Это, без сомнения, правда. Рекламодатели и табачные компании явно проводили исследования, доказывающие этот тезис. Казино, фармацевтическая промышленность, пищевая промышленность и производители видеоигр поступили так же. Список на самом деле не такой уж и короткий. Но если не брать это в расчет, будет ясно, почему подобное отношение приводило гуманистов к тому, что они никогда не могли полноценно доказать эффективность своих методов и удовлетворительно ответить на трудные вопросы «почему». Подобный подход оставлял гуманистам и экзистенциалистам мало места для работы над адекватными научными основами психологии изменений. В результате публике приходится принимать на веру многие гуманистические идеи, а это дорого обходится.

АСТ иногда описывается в книгах по гуманистической терапии, и мне это нравится. Мы использовали лучшие идеи этой традиции и нашли способ преодолеть беспокойство Маслоу и Роджерса по поводу их научного обоснования.

Бихевиористская (поведенческая) терапия: первая волна

Большинство клинических психологов связали бы начало более научного подхода к психологической интервенции с появлением бихевиористской (поведенческой) терапии и психологии модификации поведения в 1960-х годах. Это не совсем справедливо: традиции психоанализа и гуманистического подхода действительно имели под собой некоторую научную основу. Но хорошо контролируемые исследования, которые проверяли методы изменения поведения, были инновациями, привнесенными поведенческими терапевтами.

В свои годы я достаточно наблюдал за развитием поведенческой терапии. Познакомился с этим подходом я в колледже отчасти потому, что Б. Ф. Скиннер и другие бихевиористы, сделавшие важные открытия о способах изучения и изменения поведения, представили убедительную картину лучшего мира. Утопический роман Скиннера «Уолден-2» описывал будущий мир, где окружающая среда способствовала кооперации между людьми, более здоровому воспитанию детей и более удовлетворительным рабочим местам. Я был настолько поражен этой идеей, что в 1972 году поступил в цитадель бихевиоризма – Университет Западной Вирджинии, чтобы получить там докторскую степень.

Суть работы бихевиористов заключалась в том, чтобы показать, как можно более или менее предсказать поведение, основываясь на последствиях. Отношения между установками, действиями и результатами – это то, что бихевиористы называют контингенциями. Если голубю внутри коробки дают пищу после того, как он клюет маленький цветной пластиковый диск, он, скорее всего, будет выбирать этот диск все чаще. Это пример принципа подкрепления, который сегодня применяется во многих методах воспитания, таких как упомянутая выше техника тайм-аута. Другие направления поведенческой терапии в большей степени опирались на открытия, заимствованные у русского физиолога Ивана Петровича Павлова. Его классические принципы обусловленности объясняют, как животные начинают ассоциировать событие, ранее бывшее нейтральным, например звон колокольчика, с подачей пищи сразу после его завершения. Так животное научается выделять слюну при звуке колокольчика.

Ранние бихевиористы применили эти принципы к работе с людьми. Они, например, пытались сочетать расслабление с постепенным воздействием пугающих событий, надеясь, что такое чередование позволит уменьшить тревогу и проявит более естественное поведение человека. Это было главным ядром мощной новой психотерапевтической техники, называемой систематической десенсибилизацией, при которой люди с фобиями должны были постепенно представлять себе все более и более тревожные образы, одновременно оставаясь расслабленными с помощью методов мышечной релаксации.

В период своего расцвета десенсибилизация была самым изученным психотерапевтическим методом на планете, часто дававшим положительные результаты (так и есть до сих пор). Но сегодня эту технику редко используют, потому что она в конечном итоге не прошла тест «почему».

Исследования показали, что релаксационная часть лечения не имеет значения – экспозиция, то есть постепенное воздействие пугающих образов, помогает сама по себе, даже если воздействие шло только через воображение человека, когда его просили представить источник страха. В настоящее время психологи широко используют экспозицию (в воображении, через виртуальную реальность или в реальной жизни), но обычно без релаксации и других атрибутов десенсибилизации. Мы до сих пор не совсем понимаем, почему это работает, но разработчик десенсибилизации, покойный южноафриканский психиатр Джозеф Вольпе, заслуживает огромной похвалы за то, что серьезно пытался найти ответы.