Боже, спаси Францию! - Стефан Кларк

— Я подумал, может быть, мы могли бы…

Вообще-то я понимал: не самое подходящее время, чтобы закончить фразу словами «заняться сексом». Пришлось напрячь всю свою фантазию, чтобы предложить что-нибудь более безобидное.

— …поискать интересные места для фотосъемок. — Кивком головы, я указал на ее фотоаппарат. — Прогуливаясь, можно встретить фотогеничных людей и удачные планы, ты не находишь?

— Обычно я не ищу специально сюжеты для фотографий. Все как-то получается само собой.

— А! — разочарованно выдохнул я. За то время, что мы провели вместе, видимо, ничего особенного, что можно было бы запечатлеть, не произошло.

— В любом случае, я должна навестить отца.

— Ну что ж, понятно.

В хит-параде самых нелепых отговорок хуже этой был только следующий вариант: «Я должна остаться дома: мне нужно выщипать волосы вокруг соска».

— Может, мы могли бы еще раз встретиться…

— Если хочешь.

— Отлично. Тогда, может, сегодня вечером? Мы могли бы заняться чем-нибудь более забавным.

Алекса рассмеялась:

— Нет, извини, но никак не могу сегодня.

Вот и все. Мимолетное соприкосновение щек на прощание и «Чао!». Она даже не сказала мне «Au revoir».[67]Но я не винил ее. Как могла уважающая себя парижанка заинтересоваться типом, способным разглагольствовать на одну-единственную тему: «Собачье дерьмо».

На следующее утро я проснулся в пять и осознал, что за окном царит тишина. Ну, относительная тишина. Безусловно, до меня долетал отдаленный гул машин, несущихся по автостраде. Чего я не слышал, так это утреннего хора рассекающих воздух метелок и жужжания уборочных машин. В Париже имелась целая армия машин для мытья улиц — грузовики с водой, тачки с метлами и торчащими спереди распылительными насадками, баки на колесах с пучком шлангов, способных разогнать бунт на площади Тяньаньмэнь.[68]К тому же у дворников было еще одно секретное оружие — ключ, открывающий вентиль на перекрестке. Вода, бившая из этого клапана, вымывала из канав богатый ночной урожай из пивных банок, окурков, пакетов из ресторанов быстрого питания и… алкашей. Все это богатство (кроме алкашей) оказывалось в водостоке на следующем углу улицы. На многих перекрестках Парижа вы увидите в канавах скрученные свертки. Сначала я думал, что это импровизированные подушки, принадлежащие бродягам, но на самом деле это хитроумная система, выдуманная дворниками для управления потоками воды. И вот теперь этой системе предстояло сохнуть, пока забастовка не подойдет к концу.

По дороге на работу мне пришлось выделывать балетные па, несмотря на то что ботинки были защищены двумя слоями пакетов.

Видимо, мусорщики решили начать забастовку из солидарности с дворниками. Тротуары были заставлены забитыми корзинами, которые консьержи, не предвидя ничего дурного, выставили на улицы, рассчитывая позже забрать пустыми. Повсюду было такое количество мусора, что я был неприятно удивлен. Такого в Париже я еще не видел ни разу. У ресторана раскорячилось кресло, державшееся всего на трех ножках, у входа в булочную лежала куча черствых багетов…

По пути я остановился у банкомата, но он выплюнул мою карточку, будто она, как черствый багет гурману, не понравилась автомату на вкус. «Отказ в операции», — сообщил банкомат. Тогда я запросил баланс счета и понял почему. Мне не перечислили зарплату.

Кто-то решил взбаламутить говнецо, и если они хотели, чтобы я в ответ разразился дерьмом, то их задумка непременно должна была сбыться.

Добравшись до офиса, я сразу же направился к Марианне.

— Не перечислена? — вторила мне она. — Тогда зайди ко мне в одиннадцать.

В данный момент Марианна исполняла обязанности администратора. Очевидно, неотложные вопросы о задержке зарплаты могли подождать, пока она вновь не займет пост кадровика.

— Может, я могу сейчас обратиться к кому-нибудь из…

Я не знал, как по-французски будет «бухгалтерия». Я пришел за деньгами, а не за демагогией.

— Из?..

— Из финансового отдела.

— Зайди ко мне в одиннадцать, — повторила Марианна особенным тоном, каким обычно разговаривают со слабоумными. — Всего доброго.

Сказала как отрезала.

В одиннадцать я был у ее кабинета. Девушка заявилась в одиннадцать пятнадцать с кофе в руках. Мы зашли в кабинет; Марианна нашла подставку под кружку, повесила кардиган на спинку кресла, приоткрыла окно, чтобы проветрить помещение, и, проявив чудеса сообразительности, нашла кнопку включения компьютера, — проделав все это, она и принялась щелкать мышкой, невольно демонстрируя сломанный ноготь указательного пальца.

— А, теперь понимаю…

Интересно, она улыбнулась или распахнула рот для демонстрации желтых зубов?! В любом случае эта гримаса была адресована мне. Я стоял, с угрожающим видом — надеюсь! — нависая над рабочим столом Марианны. На нем красовался цветок, в ядовитых свойствах которого не было сомнений.

— У тебя нет carte de séjour,[69]— констатировала Марианна и вновь улыбнулась, будто ждала от меня благодарности за свое потраченное драгоценное время на такой бестолковый вопрос.

— Carte de séjour?

— Да.

— А это что? — спросил я, обойдя грамматически правильную модель и уложив все в малюсенький вопрос. Раздраженная моим невежеством, Марианна с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза к потолку.

— Не могу точно сказать. У нас до этого не работали иностранцы.

Я знал, что «carte» обозначало «удостоверение».

— Это удостоверение личности?

— Думаю, да.

Марианна производила приятное впечатление человека, которому до лампочки любые необъяснимые загадки природы.

— Где я… могу достать carte de séjour?

— Не знаю. — С этими словами Марианна пожала плечами, задействовав каждую мышцу тела. Недовольство на ее лице означало полнейшее безразличие. — Знаю одно, что бухгалтерия не может перечислить деньги, пока у тебя нет удостоверения.

— И ты мне об этом не сказала? — Самое хреновое было, что мы обращались друг к другу на «tu», словно были лучшими приятельницами, которые делятся секретами макияжа в женском туалете.

— А что, они тебя не предупредили? — спросила Марианна, вне себя от ярости за такую безалаберность со стороны коллег.