Три женских возраста - Алиса Ренар

Значит, Алька помирилась с Костиком, раз тот опять заходит за ней. И сейчас они, смеясь, подкалывая друг дружку и наверняка целуясь, спустятся на лифте вниз, пойдут по двору, мальчишка опять обнимет Альку за плечи и притянет к себе… Все как прежде. Глупая Алька растает от его прикосновений и будет чувствовать себя самой счастливой на свете, ничего не зная, ни о чем не ведая… Нет, Ванесса не может этого допустить. Когда их поэтический вечер закончится, она поговорит с внучкой, обязательно. Тянуть больше нельзя.

* * *

Ванесса закуталась в одеяло по самые глаза и прислушалась к ветру, завывающему за окном. Как тоскливо лежать без сна в мартовскую ночь! За окном уже нет сплошного снежного покрова, от которого чернильная темнота неба как будто подсвечивается изнутри, только кое-где видны грязные сугробы. А звезды, от которых в январе так ясно самой темной ночью? Сейчас в небе одна только луна, а Ванессе и без нее тошно. Холодное, безразличное ко всему светило, нет ему дела до людей, их печалей и радостей!..

Закрыв глаза, Ванесса попробовала представить себя на берегу теплого моря, рядом со Стасом, и чтобы Анна с Алькой тоже там были. Почему-то воображать Георгия ей решительно не захотелось, и она переключилась на другие мысли. Вот наступит лето, и они втроем… нет, вчетвером, со Стасом – как же без него! – куда-нибудь съездят, отдохнут от города и повседневных забот. Правда, сперва Алька пусть поступит в Политех или в университет, а Стас решит свои квартирные вопросы. Да и ей самой столько всего предстоит: принять экзамены у первокурсников, поприсутствовать на защите дипломов, составить план работы на следующий год, да мало ли у нее дел…

А еще они с Анной в этом году обязательно выполнят «дачный норматив» – закатают огромное количество солений и варенья. Правда, на грядках никто из них копаться не любит: так, иногда наезжают на свои шесть соток и что-нибудь пропалывают, поливают, окучивают. А Алька вообще откровенно отлынивает от «земельных работ», но в это лето на нее никто и наседать не будет, лишь бы поступила… Хватит с них и яблок – сухофруктов наделают, навыжимают сок, варенье сварят. А Алька пусть отдыхает.

Ванесса открыла глаза и молча уставилась в потолок. Невозможно делать вид, что ничего не происходит, что все нормально. Хотя как хочется верить, что внучка понимает, что творит, и не падает в пропасть. Знать бы наверняка, что Алька не в беде и у нее все в порядке! Несмотря на несчастную любовь… Но что делать с беспокойством, которое грызет Ванессу, впивается ей в душу и терзает сердце с той самой минуты, как она затеяла свой разговор о Костике.

Нет, когда она только начала говорить, никакой тревоги не возникло. Была дикая вина и страх от того, что сейчас – вот прямо в этот миг! – Альке станет больно, потому что она узнает правду о том, кого любит, кто ей дорог… Но Ванесса решилась, и ее фраза прозвучала резко и внятно, как удар хлыста. Зато потом все в мире вдруг перевернулось и зависло, как программы в компьютере, потому что Алька ответила, тоже четко и даже слишком понятно:

– Бабушка, про Костика я все знаю.

Сказала и побежала в свою комнату, путаясь в тапочках и спотыкаясь о Рыську. Уже два часа прошло после их короткой беседы, а Ванесса лежит и никак не может переварить внучкино «я все знаю». Уже вернулась Анна – Ванесса слышала, как та на цыпочках кралась по коридору в ванную, потом, стараясь не хлопать дверями, закрылась в своей комнате. Хочется думать, что у нее все хорошо. И лучше бы думать только об этом!

Но даже во сне, пересекая в одиночестве огромный, недружелюбный океан на маленькой лодке, Ванесса слышала в плеске волн и писке рыб: «Я все знаю, я знаю все…» Только часа в три утра ей удалось погрузиться в ватный покой и проспать остаток ночи без утомительных сновидений.

А наутро весь город понял, что весны больше нет, на улице снова воцарилась зима. Когда успел выпасть снег и почему его вдруг оказалось так безнадежно много, Ванесса не знала, но только за одну-единственную ночь все вокруг стало белым и холодным. Такое ощущение, что никогда больше не будет тепла!..

Она едва успела обрадоваться, когда рано утром зазвонил телефон и в трубке раздался родной голос Станислава. Но почему-то даже не удивилась, услышав, что тот задерживается и в воскресенье скорее всего приехать не сможет. Весна обнадежила и вселила в душу уверенность в завтрашнем счастье, а потом вернулась зима и заморозила надежды и мечты!..

И вообще, четверг получился одним из тех нереальных дней, когда событий оказывается так много, что, если их выстроить цепочкой одно за другим, выйдет длинный список. Правда, у Ванессы к концу дня не осталось ни сил, ни желания что-то вспоминать. Тем более что все эти события не только не порадовали ее, а наоборот – неприятно взволновали и заставили суетиться, что-то делать, нервничать… Словно небесные силы вдруг сговорились против Ванессы, и ей только и осталось – безучастно смотреть, как все вокруг падает, рушится и дробится на части!..

Дело, конечно, не в звонке Стаса, просто с него все началось. Повесив трубку, Ванесса некоторое время молча сидела за столом, обхватив ладонями чашку с горячим кофе, и, пожалуй, эти пять минут за весь день были самыми спокойными… Не радостными, конечно. Она думала о мужчине, которого только и делает, что ждет, ждет постоянно, всю свою жизнь, и это ожидание то скрашивает, то отравляет ее существование… Может быть, лучше вспомнить о том, как она жила без него, и не привыкать к нему опять, не привязываться, не прикипать сердцем. Ведь вот он, первый тревожный сигнал: «Кажется, я задержусь». А дальше пойдут недомолвки, недоговоренности и – кто знает? – откровенная ложь, а можно ли все это вынести? Чистая правда – «Лучше ждать столетье, чем четыре дня…» Ванесса одним глотком допила кофе и поднялась из-за стола, с шумом отодвинув табуретку и поставив точку в ровном течении четверга.

А дальше события понеслись по нарастающей, громоздясь друг на друга, как колечки в детской пирамидке: неровно, кособоко, пестро… Сперва Ванесса услышала резкий голос Анны, потом объявилась сама невестка – пулей вылетела из Алькиной комнаты с тазом в руках и двумя мокрыми тряпками. Пронеслась с лихорадочно блестящими глазами мимо свекрови, похоже, даже не заметив ее, заскочила в туалет, потом в ванную, выбежала оттуда, не закрутив краны, и снова – к дочери, потом назад… Все это выглядело так необычно, что Ванесса на пару секунд замерла, не отрывая глаз от мечущейся Анны, но потом стряхнула с себя оцепенение и тоже вошла в комнату к внучке.

А когда Ванесса увидела Альку, из головы напрочь вылетели все мысли о Станиславе, о разлуке и ожидании, даже про работу она забыла – если бы не невестка, вовремя напомнившая ей про время, студенты не дождались бы в это утро преподавателя начертательной геометрии. Да какие могут быть занятия, когда на ее глазах Альку так выворачивает, что, кажется, девочка порвет себе горло, а они с Анной стоят рядом и не знают, как помочь… Анна стирает тряпочкой пот с дочкиного лба, Ванесса гладит худенькую, вздрагивающую спинку, нависшую над тазом, но все бессмысленно – девчонке худо, девчонке ужасно плохо!..

Потом началась круговерть: Ванесса позвонила в «Скорую», там ей пообещали прислать врачей через двадцать минут, посоветовали сделать девочке промывание желудка… Анна попыталась влить в Альку воду с марганцовкой, но та дрожала в ознобе и не могла сделать ни глотка, кривилась от боли в желудке и тихонько стонала, и женщины оставили свои попытки, только суетливо бегали от входной двери к окну, от окна – к Алькиной кровати, ожидая «Скорую помощь» и не находя себе места от страха.