Каин и Авель - Джеффри Арчер

К одиннадцатому дню рождения колонка кредита в кассовой книге Уильяма показывала прибыль в четыреста двенадцать долларов. Он подарил матери авторучку, а бабушкам – по брошке из местного ювелирного магазина. Авторучка была «Паркером», а украшения прибыли в дома бабушек в коробочках от фирмы «Шрев, Крамп энд Лоу», которые он нашёл после долгого копания в мусорных ящиках на задворках знаменитого магазина. Справедливости ради надо сказать, что он не хотел обмануть бабушек, но после истории с этикетками он твёрдо знал, что хорошая упаковка продаёт любой товар. Бабушки заметили, что на брошках отсутствует клеймо фирмы, но продолжали с гордостью их носить.

Две старые дамы не переставали следить за каждым шагом Уильяма, и теперь, когда он достиг двенадцати, они решили, что ему пора, как и планировалось, отправляться в школу Святого Павла в Конкорде, штат Нью-Гемпшир. Внук обрадовал бабушек тем, что завоевал высшую стипендию по математике, давая семье ненужную экономию в триста долларов в год. Уильям принял стипендию, но бабушки вернули деньги, чтобы их отдали «менее удачливому ребёнку».

Анна ненавидела саму мысль о том, что её Уильям покинет её и отправится на полный пансион в школу, но, во-первых, бабушки настояли, а во-вторых, она и сама знала, что Ричард хотел бы именно этого. Она пришила к его вещам ленточки с именем Уильяма, пометила его обувь, проверила одежду и, наконец, сама упаковала все в чемодан, отказавшись от помощи слуг. Когда Уильяму пришла пора уезжать, мать спросила, какое количество карманных денег необходимо ему на грядущий семестр.

– Мне ничего не надо, – ответил он, не вдаваясь в подробности.

Уильям поцеловал мать в щёку, совершенно не догадываясь о том, как сильно она будет по нему скучать. Он прошёл по дорожке в своих первых длинных брюках, подал чемодан Роберту, их шофёру, сел на заднее сиденье «Роллс-Ройса», и тот тронулся в путь. Он не оглянулся. Его мать махала и махала рукой ему вслед, а потом заплакала. Уильям тоже хотел заплакать, но знал, что отец не одобрил бы этого.

Первое, что поразило Уильяма Каина в его новой школе, заключалось в том, что всем было безразлично, кто он. Здесь не было взглядов, полных восхищения и молчаливой благодарности за его присутствие. Один мальчик постарше спросил, как его зовут, и – что самое ужасное – никак не среагировал, по крайней мере, внешне, когда он назвал себя. Кто-то попытался звать его Биллом, но он поправил его, объяснив, что никто не звал его отца Диком.

Новым владением Уильяма стала небольшая комната с деревянными полками, двумя столами, двумя стульями, двумя кроватями и мягким кожаным диваном. Второй стул, стол и кровать занимал мальчик из Нью-Йорка по имени Мэттью Лестер, чей отец тоже занимался банковским бизнесом.

Уильям скоро привык к школьной рутине. Он поднимался в семь тридцать, умывался, завтракал в главной столовой вместе со всей школой – двумястами двадцатью мальчиками, уплетавшими яйца, бекон и кашу. После завтрака – поход в часовню, три урока по пятьдесят минут до обеда и два – после, за которыми – урок музыки, который Уильям ненавидел, поскольку ни одной ноты не мог спеть точно, а уж играть на каком-либо музыкальном инструменте у него было ещё меньше желания. Футбол – осенью, хоккей и сквош – зимой, гребля и теннис – весной оставляли мало свободного времени. Как будущий математик, Уильям учился по специальной программе по этому предмету: три раза в неделю с ним занимался директор школы Дж. Реглан, которого мальчики прозвали Ворчуном.

В течение первого года Уильям доказал, что был достоин своей стипендии, оказавшись среди нескольких самых лучших учеников в школе почти по всем предметам, а в собственном классе – первым по математике. Только его новый друг Мэттью Лестер мог составить ему реальную конкуренцию, но и то потому, что они жили в одной комнате. Завоёвывая репутацию хорошего ученика, Уильям приобрёл и репутацию финансиста. Его первые инвестиции на рынке обернулись катастрофой, но он не отрёкся от убеждения в том, что для получения значительного количества денег нужны значительные приросты капитала на фондовом рынке. Он с подозрением следил за котировками в «Уолл-стрит Джорнел» и отчётами компаний и в двенадцать лет начал экспериментировать с воображаемым инвестиционным портфелем. Он записывал каждое воображаемое приобретение и продажу, удачное и не очень, в новую книгу доходов и расходов, в переплёте уже другого цвета, а затем – в конце месяца – сравнивал свои результаты с остальными игроками на рынке. Он не занимался акциями ведущих компаний, возглавлявших список, а предпочитал менее известные компании и базировал свою инвестиционную политику на четырёх принципах: невысокая степень доходности, высокие темпы роста, солидная обеспеченность активами и благоприятные торговые перспективы. Немного находилось бумаг, способных удовлетворить всем четырём принципам, но когда это удавалось, они всегда приносили ему прибыль.

В день, когда он обнаружил, что его воображаемая инвестиционная программа постоянно опережает индексы Доу-Джонса, Уильям понял, что снова готов вкладывать собственные деньги. Он начал со ста долларов и никогда не переставал оттачивать свой метод. Он всегда добивался прибыли и сокращал издержки. Как только акции вырастали в цене в два раза, он продавал половину, оставляя другую нетронутой, и остававшиеся в его руках акции становились его бонусами. Некоторые из его первых находок, такие, как Истмен Кодак или IBM, стали национальными лидерами. Он также поддержал первый магазин торговли по почте, рассматривая его как тенденцию с перспективой.

К концу года он консультировал половину учеников школы и кое-кого из их родителей. Уильям Каин был счастлив в школе.

Анна Каин была несчастлива и одинока дома, пока Уильям был в школе Святого Павла, – теперь её семья состояла только из двух бабушек, которые сильно постарели. Она чувствовала досаду, что ей уже за тридцать и что её нежная и юная красота исчезла, не оставив ничего взамен. Она начала восстанавливать оборвавшиеся со смертью Ричарда связи со старыми друзьями. Крёстная мать Уильяма Милли Престон, которую она знала всю жизнь, и её муж Джон стали приглашать её на обеды и в театр, всегда включая в компанию холостого мужчину для пары Анне. Выбор Престонов был ужасен, и Анна дома смеялась над попытками Милли подобрать ей спутника. Но вот однажды в январе 1919 года, когда Уильям уехал на зимний семестр в школу, а Анну пригласили на очередной обед на четверых, Милли призналась, что раньше никогда не видела их второго гостя, Генри Осборна, который раньше учился с Джоном в Гарварде.

– Вообще-то, – призналась Молли по телефону, – Джон не очень много знает о нём, дорогая, кроме того, что он довольно хорошо выглядит.

Точка зрения Джона на этот счёт была подтверждена Анной и Милли. Осборн грелся у огня, когда приехала Анна, и тут же встал, чтобы Милли представила его. Ростом в сто восемьдесят сантиметров, с тёмными глазами и прямыми чёрными волосами, он был худощав и атлетически сложён. Анна ощутила вспышку радости от того, что её спутником в этот вечер станет такой энергичный моложавый человек, а Милли придётся довольствоваться собственным мужем, который на фоне своего блестящего ровесника выглядел пожилым. Рука Осборна лежала на перевязи, почти полностью закрывавшей его гарвардский галстук.