Умножающие скорбь. Как выжить в эпоху войны элит - Елена Ларина

Возможности поведенческих войн связаны с инструментарием, разрабатываемым на стыке когнитивных вычислений, Больших Данных и междисциплинарного комплекса поведенческих наук. Давно и хорошо известно, и особый вклад внесли в это российские психологи, что человеческое поведение в значительной мере зависит не только от наших представлений, ценностей, убеждений, а в немалых своих компонентах базируется на стереотипах, привычках, поведенческих паттернах, а также складывается под воздействием формальных и неформальных институтов.

Доказано, что человек по своей психофизиологии склонен как любое живое существо к решению задач с по возможности меньшей затратой энергии и других ресурсов. Поэтому, как неопровержимо установили исследователи, значительная часть нашего поведения осуществляется в своего рода полуавтоматическом режиме, на основе привычек и стереотипов[29]. Это касается не только элементарных поведенческих функций и стандартных жизненных ситуаций. Наши привычки, поведенческие паттерны, культурные стереотипы и т. п. оказывают серьезное воздействие даже в сложных ситуациях выбора, казалось бы, требующих глубоких размышлений и мобилизации ресурсов сознания[30].

Хорошо известно, что человеческая деятельность не сводится к человеческой психологии или работе психики. Она в значительной мере носит социальный характер. На протяжении практически 50 лет этот тезис успешно доказали на основе огромного массива впечатляющих экспериментов в первую очередь советские психологи[31]. Сегодня на основе в том числе и их исследований, с привлечением огромных массивов данных о реальном поведении людей в различных ситуациях, их привычках, склонностях и реакциях и разрабатывается арсенал принципиально нового вида информационных войн – поведенческих войн.

В их сердцевине лежит манипулирование вложенными в нас социумом, а также собственной биографией и культурной средой, алгоритмами поведения, привычками, стереотипами деятельности и т. п. Грубо говоря, инструментарий поведенческих войн состоит в том, чтобы отделить привычку от сложившегося вида деятельности, сформировавшей ее ситуации, и использовать поведенческие паттерны для достижения иных целей. Это категорически не ментальные войны, которые велись, как отмечено выше, на протяжении всей человеческой истории.

Поведенческое оружие – это оружие завтрашнего дня. Именно под него заточен только что пущенный в эксплуатацию супергигантский по своей информационной емкости, центр АНБ в штате Юта, аккумулирующий массивы поведенческой информации, охватывающие все страны мира и все континенты. Именно на этот не только не афишируемый, но и засекреченный новый вид вооружений возлагаются частью американских элит наибольшие надежды в жестких противоборствах ближайшего будущего. Именно тема поведенческих войн в наибольшей мере табуирована и засекречена в мировом информационном пространстве. Более того, известно, что ведущие американские средства массовой информации, наиболее популярные блоггеры и т. п. получили из Вашингтона негласную рекомендацию: при появлении каких-либо материалов на тему поведенческих войн дискредитировать их любыми доступными средствами, начиная от обвинений в конспирологии, и заканчивая доказательством о якобы технологической невозможности ведения поведенческих войн[32].

В режиме реального времени все более четко проступает новое лицо войны. Войны становятся с одной стороны все более опасными, сложными и деструктивными. С другой – они, как и предвидели это великие мыслители Д. Оруэлл и С. Лем, становятся все более трудно определимыми, маскирующимися под мир. На наших глазах стирается граница между войной и миром и формируется, по крайней мере, на обозримое будущее новая реальность – войномира или мировойны. В этой, неудобной, жестокой и некомфортной реальности предстоит жить России. Ей сегодня, а тем более, завтра, будут брошены прямые и жесткие вызовы, созданы новые, в том числе непривычные, угрозы.

В ландшафте неминуемо разворачивающегося системного кризиса индустриализма в его поздней стадии финансизма, любые жесткие насильственные противоборства неизбежно приобретают характер войн за будущее. Такого рода войны ведутся во имя решения трех задач.

Во-первых, для выигрыша времени, необходимого для нахождения путей выхода из кризиса. Войны за время – это самые жестокие войны, поскольку во многих случаях они предполагают лишь одного выжившего, забравшего себе временной ресурс всех проигравших.

Во-вторых, это войны за ресурсы, в том числе не только за полезные ископаемые, производственный потенциал и т. п., но и во все возрастающей степени, за воду, другие рекреационные ресурсы, нетронутые территории, которые могут стать основой новых техноценозов и т. п.

В-третьих, войны, главной целью которых становится не обладание каким-либо ресурсом, а десубъективизация противника, превращение его из активного, деятельного актора, играющего свою роль в мировой политике, а главное, имеющего собственное культурное и цивилизационное лицо, в объект, инструмент для решения тех или иных задач победителя военного конфликта.

Новые вызовы и угрозы России требуют не пустого теоретизирования, не выдвижения самых правильных лозунгов, остающихся зачастую лишь словами, а конкретных практических, можно даже сказать технологических, во всех смыслах этого слова, ответов. Эти ответы должны носить асимметричный, неожиданный и непросчитываемый характер и приносить нашей стране победу в любых, даже самых сложных и жестких противоборствах, происходящих, в том числе, в максимально неблагоприятной обстановке.

В нынешних конкретно-исторических условиях Запад (с учетом отмеченной выше условности применения данного термина) в рамках проведения DIMET-операций на основе эффектов в форме гибридного противоборства против России, главные усилия сосредоточил на экономическом и технологическом измерении.

Огромные надежды в сфере информационного противоборства связываются на Западе с практическим задействованием инструментария поведенческих войн. Однако пока в этой сфере осуществляются завершающие подготовительные мероприятия и экспериментальные практические апробации скрытых поведенческих воздействий в разных регионах, на разных группах населения и других организованностях. Широкое применение этого вида вооружений – дело ближайшего будущего в горизонте двух-трех лет[33].