Проклятие из рук в руки - Елена Усачева

Но он знал, кого это волновало. И очень сильно.

И сейчас он шел именно к нему.

Ленка из окна смотрела Кефали вслед. Рядом с ней на подоконнике сидел таракан и усиками ощупывал стекло перед собой. Измайловой было страшно обидно, что ребята послушались ее и ушли. Подумаешь, она повизжала немного. Могли бы и не уходить, дождались бы, когда она успокоится, тогда бы они вместе поймали таракана и заставили Севку выпить противоядие. А теперь никого не было, ее вычеркнули из списка участников погони за проклятием. Остался один таракан, с которым неизвестно что теперь делать.

Ленка негромко свистнула. Таракан повернулся в ее сторону всем телом. Видимо, он действительно был дрессированный.

— Ну что? — спросил таракан, и Ленка от ужаса сползла на пол. — Бросили тебя? Вот так всегда! Жизнь несправедливая штука. Ты для них все, а они от одного слова поперек разворачиваются и уходят. Гады!

— Г-га-ды? — икнув на первом слоге, переспросила Измайлова.

Но таракан воспринял это не как вопрос, а как утверждение и продолжил:

— Бегаешь, стараешься, а где благодарность? — Насекомое в такт своим словам шевелило усиками. — Давить таких надо. Да-вить! Они, мол, все из себя избранные, а ты тут сиди. И Тараканов этот… Что он возомнил? Ой, ой, гений какой нашелся! В тебе тоже дремлют нераскрытые таланты. Ты умная, красивая, сочинения хорошо пишешь. Будешь писателем. Известным. А он на всю жизнь останется младшим научным сотрудником. Ты согласна?

— С-согласна? — В Ленкиной голове что-то переклинило. Она не могла ничего произнести. Только повторяла последние слова таракана.

— И я так считаю! — радостно подхватило усатое создание. — Брось ты его. У него, между прочим, все замечательно, а у тебя стекло в серванте разбито и мамин любимый сервиз вдребезги. Из чего вы теперь будете чай пить, когда гости придут? Из блюдец?

— Из чего? — не поняла Измайлова. Чаепитие из блюдец она слабо себе представляла.

— Сволочь он и паразит, — подвело итог насекомое, само являющееся домашним паразитом. — Плюнь на него и разотри. Без него проживешь. Да?

Ленка наконец смогла собрать разбежавшиеся мысли и внимательно посмотрела на собеседника.

— А не пошел бы ты? — ехидно осведомилась она, толкнула створку окна, смахнула говорливое насекомое на улицу и побежала одеваться. Она заметила, в какую сторону пошел Рыбак. И теперь тоже намеревалась кое к кому заглянуть в гости.

Валентина Ромашкина сидела перед зеркалом. Последний месяц это было ее излюбленное занятие. Наблюдать, как меняется выражение ее глаз при упоминании имени Всеволода Тараканова. Она не была уверена, что влюбилась, но ей нравилось так думать. К тому же Тараканов был такой загадочный, с трагической судьбой, роковым проклятием. Она так и видела, как ради избавления от проклятия он отправляется в далекое путешествие. И, уже стоя у трапа быстроходного лайнера, протягивает Вальке тетрадку.

— Сохрани, — просят бескровные губы. — Это стихи, которые я посвятил тебе.

Проходят годы. Ромашкина гордо отвергает все ухаживания. Около кровати на тумбочке у нее лежит тетрадка. И вот когда обложка этой тетрадки пожухла и выцвела, когда от времени уже невозможно прочитать ни единой строчки, за окном раздается гудок быстроходного лайнера. И на причал сходит сухопарый высокий старик. Она, все такая же молодая и красивая, бросается ему на грудь. И все проклятия рушатся перед силой их любви.

Валька была готова придумывать дальше, но в дверь позвонили.

— Наконец-то! — воскликнула она, спрыгивая со стула. Она давно ждала, что за ней придут и они снова начнут охоту на привидение. К тому же Кефаль по секрету открыл ей, что знает верное средство, как Тараканова избавить от всех бед.

Она распахнула дверь, но на пороге никого не оказалось. Только неприятным холодком потянуло от лестничной клетки. Сквозняк мазнул по ногам. Мурашки пробежали от коленок вверх, по спине добрались до головы и застряли в густых Валькиных волосах.

— Погода сегодня плохая.

Валька удивленно повернулась. У противоположной стены стояла то ли бабка, то ли дряхлый дед. Из-за густой тени было не разобрать, а выходить на свет говоривший не собирался. Он стоял, вжавшись в угол, словно шагнуть вперед у него не было сил, и единственное, что он мог, это подпереть стенку да так и замереть.

— Плохая, — согласилась Ромашкина. Не будет же она спорить с пожилым человеком.

— А ты выскакиваешь на лестничную клетку в тапочках, без кофты. Так и заболеть недолго.

— Это вы звонили? — начала догадываться Валька. Ей сейчас только бомжей не хватало. И дома как назло никого нет.

— А чего мне звонить? — незнакомец шевельнулся. — Я, когда надо, и так войду. Для меня все двери без запоров. А ты, я смотрю, ждешь кого?

— Ребята должны прийти, — прошептала Валька, на шаг отступая назад.

— Жди, жди, не придет к тебе никто, — неприятно хохотнул незнакомец. — Так всю жизнь прождать можно. Просидеть у зеркала, проглядеть свои глаза. Жизнь — она короткая, не успеешь оглянуться, а ее уже и нет. А ты такую драгоценность на других тратишь, на выдуманных друзей. Они о тебе думают? Нет, только о себе. Между прочим, у них там сейчас самое интересное происходит, а ты здесь на сквозняке нос морозишь, насморк зарабатываешь. Заболеешь, о тебе никто и не вспомнит. У тебя дел, что ли, своих нет?

— Есть, — одними губами ответила Ромашкина и почему-то вспомнила, что завтра контрольная, а она в математике ни в зуб ногой. Как раз хотела у Тараканова кое-что спросить. Но если он справится без нее, то больше Валькина помощь ему не понадобится. И не попросит он позаниматься с бестолковым Рыбаком, не позовет после уроков в гости, и перестанут за ее спиной девчонки завистливо шептаться. И теперь она будет завидовать той же самой Измайловой, что та легко разговаривает с Таракановым, а она этой привилегии лишена.

В груди у Вальки поднялись досада и тоска, стало так обидно, что плакать захотелось. Она даже взялась за ручку, чтобы уйти в свою комнату, закопаться в подушки и выплакать свое большое женское горе…

Но чем больше она закрывала дверь, тем дальше из своего угла выдвигался ее таинственный собеседник. И тень двигалась вместе с ним. Вблизи незнакомец оказался похож на дряхлую тощую бабку в лохмотьях. Лицо бабки было странно изломано, словно его сначала приплюснули, а потом стукнули с одной стороны. Бабка припадала на левую ногу, правая рука у нее висела плетью. Глубоко запавшие глаза смотрелись черными лихорадочными точками. Эти глаза пронзали Ромашкину насквозь. Валька с ужасом смотрела на серое безжизненное лицо бабки, на черные провалы глаз, на впалые щеки. Бабка дернулась всем телом, поднимая левую костистую руку.

— Убей! — донеслось до Вальки.

Она готова была уже завизжать, когда действительность накренилась, в окна лестничной клетки ударил последний луч солнца, разогнав нависшие над Ромашкиной тени. По ступенькам простучали быстрые шаги, и, разбивая страшную старуху на сотни неопасных кусочков, вперед выступил Севка Тараканов.