Пленница Риверсайса - Алиса Болдырева

class="p1">В ответ он лишь кивнул, и сильнее пришпорил лошадь. Он тоже истосковался по матери, по Джорли, по Бриаму.

Они скакали без остановки всю ночь, а когда заря окрасила размытую линию горизонта яркими жёлто-оранжевыми красками, лес Охотника, густой и дремучий, стал постепенно редеть, пока, наконец, не расступился перед ними.

Позади послышался одобрительный гул воинов, которые, так же как и сам Рован мечтали скорее вернуться в родные стены Риверсайса, где каждого из них кто-то ждал.

Они ехали ещё час, прежде чем впереди возник до боли знакомый пейзаж. Величественные стены Риверсайса, залитые мягкими лучами утреннего солнца, показались за невысокими, покрытыми густым травяным покровом холмами, что раскинулись по обе стороны от Янтарной дороги.

Рован обернулся, как раз в тот момент, когда тонкие занавеси повозки распахнулись, и в маленьком окошке мелькнуло красивое лицо девчонки. Она смотрела на Риверсайс, широко распахнув свои ярко-голубые глаза, в которых Рован успел заметить восхищение.

Вдали послышался звук горна, звонкий и пронзительный, и Рован нехотя отвёл взгляд от девчонки.

Он улыбнулся и вдохнул полной грудью, отчего-то едва сдерживая радость, бурным потоком рвущуюся изнутри. Они были дома.

Кейла

— Ну что ты такое говоришь, мама? Я уверенна, что Мариус и Рован вскоре воротятся домой, вот увидишь, — настойчиво произнесла Джорли, поглядев на Кейлу Вэлдон сверху вниз. В её зелёных глазах горела непоколебимая убеждённость в правоте своих слов, и Кейла позавидовала силе её веры.

«А ведь она такая взрослая и рассудительная в свои шестнадцать!» — неожиданно промелькнуло в голове Кейлы, пока она смотрела на Джорли, ещё совсем юную и прекрасную. Длинные русые волосы рассыпались по хрупким плечам, полные чувственные губы тронула тень улыбки, на щеках, нежных и округлых, алел румянец.

— Кроме того, ты ведь знаешь Мариуса не хуже меня, — продолжила меж тем Джорли. — Он смелый и отважный воин, отец воспитал его таким. Он умеет обращаться с мечом, мама.

— Умеет, — не стала отрицать Кейла. — Но не стоит списывать со счетов подлость Боллардов. Поистине, она не знает границ!

Было ранее утро. Они неторопливо брели по цветущему и благоухающему саду Риверсайса, который раскинулся позади шероховатых стен замка. Широкая тропинка, вымощенная прочным камнем, убегала далеко вперёд, и терялась где-то в тени деревьев рябины, высаженных рядком. В воздухе разлился тонкий аромат роз, лилий и пионов, что росли немного в стороне от тропинки.

— Ты преувеличиваешь! Не так уж он и могуществен этот лорд Боллард, и уж точно он не станет рисковать жизнью своей дочери!

— Откуда тебе знать об этом, Джорли? — тут же отозвалась Кейла, сжав свои полные губы. — У меня сердце не на месте с тех пор, как твои братья покинули Риверсайс. Я так волнуюсь!

— Здесь не о чем волноваться, мама! Мариус может за себя постоять, в конце концов, он самый меткий лучник в замке! — мягко возразила ей Джорли, слегка касаясь своей маленькой ладонью руки матери.

— Про твоего отца я думала так же. Он смел, отважен и силён, но, тем не менее… — губы Кейлы задрожали, и она едва сдерживала слёзы, неожиданно выступившие на глазах. — Тем не менее, он погиб.

Кейла до сих пор не могла прийти в себя от известия о смерти Грая, её горячо любимого лорда-мужа. Когда Мариус сообщил ей эту поистине чудовищную весть, она зашлась криком, истошным и нечеловеческим, перепугав детей, что прятались во время осады вместе с ней в стенах вектума. Джорли бросилась утешать её, но Кейла, раздавленная тяжестью навалившегося на неё горя, не видела и не слышала дочь. Она вообще никого не замечала в том миг полный отчаяния и безнадёжности, ни своих сыновей, ни ведона Юстаса, находившегося с ней рядом. Она кричала. И плакала. И снова кричала, пока не сорвала голос, и из её горла не стали вырываться едва различимые хрипы.

Наконец, хвала богам Мироздания, сознание покинуло её, и она уже не могла помнить того, как Мариус выносил её, обмякшую и едва живую, из вектума. Очнувшись, Кейла обнаружила, что находиться у себя в спальне, а рядом с её постелью сидела Джорли, с тоской и болью во взгляде взирающая на мать. Слёзы вновь застлали ей глаза. Кейла не сдерживала их, пока Джорли утешала её. Ну отчего боги были к ней так жестоки? Зачем отняли Грая? Она не могла поверить, что больше никогда не увидит его ласковую улыбку, не услышит его смех, тихий и волнующий, не почувствует вкус его губ на своих губах, не сможет утешиться, прижавшись к его крепкой груди. Он был нужен ей как воздух, как новому дню нужно солнце, а ночи — луна.

С того рокового дня прошло уже два с половиной месяца, а рана на её сердце даже не начинала затягиваться. Она болела и ныла, неустанно терзая Кейлу, и ей казалось, что с каждым днём эта рана кровоточит всё сильнее и сильнее.

А позже её настиг очередной удар — она узнала, что Мариус уезжает в Тилмрэд, чтобы привести в Риверсайс дочь убийцы…

— Я не смогу жить с ней под одной крышей, Мариус! — закричала в тот день Кейла, крепко сцепив пальцы до побелевших костяшек. Ведон Юстас, седовласый старец с бородкой-колышком, слышал их разговор, но Кейле было всё равно. Она не могла поверить, что её родной сын, её первенец, был к ней так жесток. Чем она это заслужила? — Боги, я не смогу!

— После смерти отца вместе с титулом лорда обязанность защищать Риверсайс перешла ко мне. На мои плечи легла эта ноша, и я поступлю по своему, мать, — ответил Мариус. Его взгляд выражал решимость, и Кейла поняла, он не отступиться от своего, он привезёт это отродье в замок.

— Я выцарапаю себе глаза, чтобы не видеть её! — огрызнулась Кейла, расхаживая по просторному залу первого этажа. Её каблуки стучали по каменным плитам пола.

— Дочь Ларика Болларда…

— Молю, не произноси при мне это имя! — оборвала его Кейла, зажимая руками уши. — Я не хочу его слышать!

— Хорошо, — Мариус кивнул. — Но не она повинна в смерти нашего отца.

— Почему ты не убил этого проклятого душегуба на месте, как предлагал Рован? Ответь, почему? — вопила Кейла. Она искренне не понимала, отчего Мариус проявил такое милосердие к врагу, а для неё не может отыскать и толики жалости. Она хотела крови Ларика Болларда, хотела, чтобы острым мечом ему снесли голову; она катилась бы по двору Риверсайса, пока не выкатилась бы за ворота замка. В неё будто вселился зверь, дикий и неистовый.